Игорь Голубенцев - Благоприятные приметы для охоты на какомицли

Это было не так давно, не всё смыло временем. Кое-что можно вспомнить, поковыряв пальцами в ушах стариков. Они расскажут о задних людях с острой кровью, о быстрых какомицли, которых никто не видел. О рисунках на своих лицах. О старых богах, чьи глаза уже остановились, но жертвы ещё принимаются.

Акгве не был охотником, хоть так и рассказывают. Звери не умели умирать от его руки. Мясо оживало в нём и бежало наружу. Акгве делал многое — рисовал на коре живых людей, жил в другую сторону. Его называли колдуном. Разве это так? Духи боялись его, а предков у него не было. Утки летали лучше Акгве. Старики смеялись над его амулетами.

Плохим воином был Акгве. Так говорят. Слабые татуировки. Тяжёлые волосы, кривое копьё. Кто видел его мертвецов? Боевая пляска на красной траве, тетива у затылка — этого он не знал.

Акгве был человек. Дети ползали на его коленях, прятались подмышками. Он пел женщинам и понимал, зачем он это делает.

Акгве ловил рыбу и вялил ее на ветру. За это ветер любил его, а рыба не любила. Плавала в холодной воде, часто без рук и ног. Акгве ел рыбу, а людей он убивал редко. Жалел. Особенно жён. Они варили ему пиво, жарили мясо, а сами пили воду. Ели мало, чтобы Акгве не сердился. Акгве был сильным, как медведь. Потому, что копал ямки при луне. Иногда он смеялся, и тогда жены рожали ему мальчиков. Дети росли быстро. Все побаивались их светлых ножей и крепких зубов. Тыльный шаман узнал имена мальчиков и прокричал свою песню. Детям стало не по себе. Они превратились в окуней. Акгве очень рассердился. Теперь он не знал, какую рыбу можно есть. Два дня пил кровь и копал ямки. Смотрел на грибы. Когда заснул, начал чертить круги. Проснулся мудрым. Стал говорить с птицами и догадался, как зовут тыльного шамана. Акгве сказал имя на рассвете, и тыльный шаман стал пустым изнутри. Когда Акгве вернулся домой, его дети уже прыгали вокруг огня. Чешуя блестела на солнце.

Акгве был крепок — топором не разрубишь. И спал крепко. Чужих снов не брал — своих хватало. Быстро зажмурится — и уже далеко. Дышал внутрь, чтобы себя не выдать. Всю душу не выпускал — спал на корточках. Рядом — только верные комары — те, что злую кровь сосут, а хорошую подливают. Акгве никому не доверял себя — съест хитрое — и уже не виден. Рядом пройдешь — не догадаешься.

Однажды сон у Акгве ушел вбок, запутался. Стал тяжелым, как жаба. Залепил голову, подмял под себя. Акгве разжал зубы и его душа потекла на землю. Утром её слизнула белка, подбиравшая семена.

Акгве занемог. Не ел живого, грыз копьё, смеялся не по-людски. Стал бояться земли. Раньше он ставил пиво так, что его воровали боги, а теперь сплёвывал в бродило скорлупу орехов. Жены стали рожать от него по дюжине детей — юрких и острозубых. К холодам Акгве жирел и цепенел в ямке.

Наконец, слухи об этой беде дошли до Шаманов Из Чёрного Леса — сильных колдунов, родившихся от холода. Они умели говорить с кусками зверей, заглядывать в самое нутро. Ударили в бубен, запели обратную песню. Посыпали глаза порошком из орла. Шаманы любили Акгве, его добрую силу и прямую голову. Очень хотели помочь.

Долго смотрели на верхние и нижние земли. В середине мокрого времени самый младший Шаман — тот, что ещё не ходил, разглядел вдалеке голую белку с копьём через плечо и кабаном на поясе.

Когда всё вернулось на место, Шаманы подарили Акгве песню для ловли душ и горсть того, о чем ни слова. Акгве угощал их пивом и сам зачерпывал. Было много хорошего мяса. Беличьего.

Когда время было маленьким, а люди — мохнатыми как боги и молчаливыми как дятлы, всё было правильно. Звери и птицы умели разговаривать и хорошо пахли. Змеи жили только в сновидениях. Все были добрыми, даже мёртвые. Люди знали, откуда появились и куда уйдут. Шаманы летали и жили напрямик. Люди боялись их и всего, чего надо. Женщины ели клубни, а мужчины ели хорошо. Так было. Тогда жил Акгве.