Борис Слуцкий - Собрание сочинений. Т. 1. Стихотворения 1939–1961

Безрукий нищий молчалив —
В зубах зажата шапка.
Башку по-бычьи наклонив,
Идет походкой шаткой:
Мол, кто кладет, клади сюда!
И шапкой вертит ловко.
А мы без всякого труда
Суем туда рублевки.

Тот день, когда я вышел из больницы,
Был обыкновенный зимний день,
Когда как будто солнышко боится
Взойти вверху на лишнюю ступень.

Но всюду пахло охрою, известкой,
И всюду гул строительный дрожал,
И каменщик в ладонях черствых, жестких
На всех углах большой кирпич держал.

Беременные женщины по городу
Прохаживались шумною гурьбой,
Животы — огромные и гордые,
Как чаши с будущим,
неся перед собой.

Веселые и вежливые школьницы,
Опаздывая, ускоряли шаг,
И реял в воздухе особо красный флаг.

Я сразу понял, что война закончилась.

В очередях стоять я не привык
И четвертушку получил едва ли
Того, что там давали, выдавали —
В хвостах, продолговатых и кривых.

Не для того, бессмертная душа
Мне дадена (без очереди, кстати),
Не для того на клетчатой тетради
При помощи карандаша
Я сотворял миры стихотворения
И продолжаю ныне сотворять,
Чтобы в хвостах очередей стоять
В припадке молчаливого терпенья.

Я тылового хлеба не жевал
И, проживая в солнечной системе,
Я в карточных системах не живал —
Они прошли мимо меня, как тени.
За сахаром я не стоял. За солью
Я не стоял. За мясом — не стоял.
Зато я кровью всей и всею болью
За Родину против врага стоял.

Нам черный хлеб по карточкам давали.
Нас, будто нитку белую, вдевали
В игольное ушко.
А физики лежали на диване,
И думали, и что-то создавали.
Витали высоко.

Они витали в занебесных сферах,
О нациях и партиях и верах
Не думая совсем,
И выдумали горстку вечных истин,
Коротких и безжалостных, как выстрел.
Немного: пять иль семь.

Они разъелись и с пайка такого
Не жаль им рода нашего, людского.
Им, физикам — людей не жаль.
Они откроют, ну а нас зароют.
Они освоют, а у нас завоют.
Им что — не их печаль.

Человека нора кочевая,
Ватник, на землянку похожий!
Каждый раз, его одевая.
Вспоминаю вечер погожий.

Спирт замерз и ртуть — застыла.
Все дома враги посжигали.
В этот самый вечер
из тыла
Ватники в бригаду прислали.

Пол-России покрыто льдами.
От Можайска до самой границы —
Словно солнце не всходит годами,
На лету замерзают птицы.

Пол-России тепло сохраняет,
И Свердловская область Урала,
Словно плавка брызги роняет —
Часть тепла солдатам прислала.

Вот он, ватник этот исконный,
Мне врученный тогда перед строем,
Я покрыл его крышей суконной,
Меховой воротник пристроил.

У землянок судьба другая.
Ну, а ватник — пока сберегаю.

Тридцатилетняя женщина,
Причем ей не 39,
А ровно 29,
Причем — не из старых девок,
Проходит по нашей улице,
А день-то какой погожий,
А день-то какой хороший,
Совсем на нее похожий.

Она — высокого роста,
Глаза — океанского цвета.
Я ей попадаюсь навстречу,
Ищу в тех глазах привета,
А вижу — долю горя,
А также дольку счастья,
Но больше всего — надежды:
Ее — четыре части.

И точно так же, как прежде,
И ровно столько, как раньше,
Нет места мне в этой надежде,
Хоть стал я толще и краше,
Ноль целых и ноль десятых
Ко мне в глазах интереса,
Хоть я — такая досада! —
Надел костюм из отреза,
Обул модельные туфли,
Надраил их до рассвета…

Увидев меня, потухли
Глаза океанского цвета.

Все мелкие мои долги
И крупные долги —
Как только деньги получу,
Я сразу заплачу.
Но этот долг!
Чтоб он замолк,
Ты, память, помоги!
Устрой, чтоб он меня забыл.
Чтоб он — не говорил.

Не повышает голос он.
Как волос, тонок он.
Зато, как колос, он созрел.
Он мне в глаза смотрел.
О, память, позабудь его!
Он отдал мне поклон.
Ведь я не сделал ничего.
Дай мне забыть его.

Возьму суму, пойду в тюрьму,
Но только никому
Про этот долг не расскажу,
Письма не покажу
И фотографий не отдам,
Как со стены сниму
Те, что в душе еще висят
И тихо говорят.