Джеймс Томсон - Город страшной ночи

В молчании собор теней застыл,
Придя в задумчивость от этих слов:
«Жизнь можешь оборвать, коль так решил», —
Быть может, слушать далее готов,
Но тут, как молнии слепящий миг,
Прорезал тишину плачевный крик:

«Он правду говорит, увы, он прав:
За гробом новой жизни не найти.
И Бога нет. Судьбы бесстрастен нрав.
Могу ль здесь утешенье обрести?

Единожды всего судьба сама
Дала мне шанс, хотя бы и с трудом:
Блистанье величавого ума,
Любимую семью, уютный дом

И развлечения в кругу друзей,
Искусства завораживающий мир,
Природу в живописности своей —
Воображенья признанный кумир,

Восторг простой живого существа,
Беспечность детских, пылкость юных лет,
Рачение мужского естества
И старости почтенной тихий свет —

На то имеет право Человек,
Лелеет память минувших времен
И прозревает мира скрытый бег
Сквозь мириады тайных связей он.

Сей шанс мне не представился тогда,
Мне в Прошлое пустое век глядеть,
Сей шанс не повторится никогда,
Пустое ждет меня, пустое Впредь.

Единый шанс украли у меня,
Солгали, надсмеялись — и в бреду,
Дух жизни благородный прочь гоня,
Бесщадной смерти с вожделеньем жду.

Напиток моей жизни — желчный яд,
В кошмарном сне свой день я провожу,
Теряю годы — мимо те летят:
Какое вспоможенье заслужу?

Коль утешенья нет — не утешай,
Лжи не спрямить словам, так будь же нем.
Вся наша жизнь — обман, смерть — черный край:
Отчайся и умолкни насовсем».

Сей голос страстный сбоку прозвучал,
Истошный, сбивчивый до хрипоты,
И ни один ему не отвечал,
Ведь никнет слово пред лицом беды,
Пока тот, главный, не проговорил,
И полон скорби голос его был:

«О Брат мой и вы, Братья, это так,
Добра от жизни нам не ждать никак,
Мы чуем смертный холод в каждом дне.
Не знали жизни до рожденья мы
И не узнаем средь подземной тьмы.
Подумаю о том — и легче мне».

Как радостно луне в большой ночи!
Каким блистанием отмечен ход
Созвездий, чьи волшебные лучи
Железный озаряют небосвод!
И люди с острым страхом и тоскою
Следят за сей сверкающей толпою,
Как будто отклик их мольбам грядет.

Тенями черными скользят челны,
На миг теряясь там, где, недолга,
Лежит дорожка нежная Луны.
В холодных окнах пылко жемчуга
Вдруг вспыхивают; свод, карниз, колонны
Из хаоса являются коронно.
Мерцают чудно росные луга.

Настолько жив свет этих мертвых глаз,
Сих глаз незрячих в темных небесах,
Что жалость мы распознаем подчас
Или презренье в чистых их лучах.
Простец! Не мягки звезды и не резки,
Нет сердца иль ума во всем их блеске,
Блуждают без пути в своих садах.

Тот, кто достигнуть дерзко их решил,
Найдет миры — что мир печальный сей,
Иль рой всепожирающих светил
В кольце планет — блуждающих огней:
То убывают, то растут в слияньи,
И сферы вечные — одно названье,
И бездною зияет эмпирей.

Я к северной окраине притек,
Откуда расходились три пути,
Петляя, словно русла тайных рек,
Что в темноту готовы отнести.
Сквозил свет смутный в воздухе кругом,
На юге небосвод набух бельмом.

И я поплелся левою тропой,
Едва ступая, тихо вороша
Листву сырую вялою стопой,
К земле согнувшись, чуть ли не дыша —
Так беспредельно, страшно я устал,
Так долго по ночам без сна блуждал.

Пройдя немного, различил во мгле
Я слабое движенье впереди:
Там что-то шевелилось на земле,
Со стонами пытаяся ползти;
Упорно двигаясь за пядью пядь,
Ползло в свою берлогу подыхать.

Но, поравнявшись с ним, я разглядел,
Что это человек, — вот он застыл,
Шаги услышав, и привстать сумел,
Вот голову ко мне оборотил,
Вот ему гневным жестом удалось
Откинуть прядь замызганных волос.

Иссохшее лицо увидел я,
Глаза, чей взгляд был загнан и убог:
«Что, ты ограбить захотел меня?
Уж злато не влечет, не мил порок,
Ничто не кружит голову, — ведь ты
Изведал тайные мои мечты?

Считаешь, что я слаб и сдаться рад, —
Но лишь тебя царапнет этот нож,
Вольется в твое сердце страшный яд
И ты, лукавый веролом, умрешь.
Плесну из склянки на тебя едва —
И ты тотчас засохнешь, как трава».