Лирика вагантов в переводах Льва Гинзбурга

С чувством жгучего стыда
я, чей грех безмерен,
покаяние свое
огласить намерен.

Был я молод, был я глуп,
был я легковерен,
в наслаждениях мирских
часто неумерен.

Человеку нужен дом,
словно камень, прочный,
а меня судьба несла,
что ручей проточный,

влек меня бродяжий дух,
вольный дух порочный,
гнал, как гонит ураган
листик одиночный.

Как без кормчего ладья
в море ошалелом,
я мотался день-деньской
по земным пределам.

Что б сидеть мне взаперти?
Что б заняться делом?
Нет! К трактирщикам бегу
или к виноделам.

Я унылую тоску
ненавидел сроду,
но зато предпочитал
радость и свободу

и Венере был готов
жизнь отдать в угоду,
потому что для меня
девки — слаще меду!

Не хотел я с юных дней
маяться в заботе
для спасения души,
позабыв о плоти.

Закружившись во хмелю,
как в водовороте,
я вещал, что в небесах
благ не обретете!

О, как злились на меня
жирные прелаты,
те, что постникам сулят
райские палаты.

Только в чем, скажите, в чем
люди виноваты,
если пламенем любви
их сердца объяты?!

Разве можно в кандалы
заковать природу?
Разве можно превратить
юношу в колоду?

Разве кутаются в плащ
в теплую погоду?
Разве может пить школяр
не вино, а воду?!

Ах, когда б я в Кёльне был
не архипиитом,
а Тезеевым сынком
скромным Ипполитом [61] Ах, когда б я в Кёльне бил не архипиитом, а Тезеевым сынком — скромным Ипполитом… — Ипполит — сын афинского царя Тезея. Вторая жена Тезея Федра, — любовь которой Ипполит отверг, оклеветала его перед отцом, что послужило причиной его гибели. ,

все равно бы я примкнул
к здешним волокитам,
отличаясь от других
волчьим аппетитом.

За картежною игрой
провожу я ночки
и встаю из-за стола,
скажем, без сорочки.

Все продуто до гроша!
Пусто в кошелечке.
Но в душе моей звенят
золотые строчки.

Эти песни мне всего
на земле дороже:
то бросает в жар от них,
то — озноб по коже.

Пусть в харчевне я помру,
но на смертном ложе
над поэтом-школяром
смилуйся, о боже!

Существуют на земле
всякие поэты:
те залезли, что кроты,
в норы-кабинеты.

Как убийственно скучны
их стихи-обеты,
их молитвы, что огнем
чувства не согреты.

Этим книжникам претят
ярость поединка,
гомон уличной толпы,
гул и гогот рынка;

жизнь для этих мудрецов
узкая тропинка,
и таится в их стихах
пресная начинка.

Не содержат их стихи
драгоценной соли:
нет в них света и тепла,
радости и боли…

Сидя в кресле, на заду
натирать мозоли?!
О, избавь меня, господь,
от подобной роли!

Для меня стихи — вино!
Пью единым духом!
Я бездарен, как чурбан,
если в глотке сухо.