Любовь Тильман - Последние всплески

Хоть конечно планирую встретиться с вами.

Не восемнадцать, да и ладно,

Что нам – говорунам грустить?!

И что сегодня – не накладно,

И всё, что сможем пережить.

И что считать нам эти зимы,

Когда десятки дел нас ждут?!

Плывут и пусть себе плывут.

Мы, через них, как пилигримы,

Бредём, вбирая соль земли.

Пусть что-то мы и не умели,

Но сделали всё, что могли.

Мы и любили, и жалели,

И память в сердце берегли.

Диск солнца бело-золотой

Уже стал к осени катится.

И, серебристою росой,

Тумана марево садится.

Уходят старые друзья…

Приходят новые заботы…

И расслабляться нам нельзя.

Ведь мы, как кони, без работы

Зачахнем, и сойдём на нет…

Душе не важно – сколько лет.

Отснились и погасли Сны.

Опали крылья вдохновения.

Лишь рудименты от волнения.

Лишь пена строчек той волны.

Они меня забрали в плен,

Со мною к облакам летели,

Мне колыбельную пропели,

Не обещая перемен.

Как были сладки эти Сны.

В их вихрях светлых и незримых,

Как будто пели херувимы,

Вздымая гребни той волны.

Я не в обиде. Право же смешно.

Твоё мне любопытство не понятно.

Расстались мы уже давным-давно,

Бег времени не повернуть обратно.

Дружили мы с тобой немало лет.

Но было ль это в самом деле дружбой?

Ты оборвала всё в один момент,

Дав мне себя почувствовать не нужной.

К чему звонки, приветы и письмо,

Если в Душе лишь спеси равнодушие?

Когда на ком-то ставишь ты клеймо,

Не жди в ответ доверье и радушие.

Я не в обиде. Право же смешно.

Твоя настойчивость странна и неуместна.

Не льсти себе. Мне, впрочем, всё равно.

Ты просто стала мне не интересна.

Жить – это значит, всё понимая,

Сердцем и радость и боль принимая,

Не поддаваться унынью и страху,

И не бросаться на глупость в атаку.

Но, изучив всю теорию эту,

Жёлтым листком прокатившись по свету,

Страх и уныние в сердце глуша,

Глупо довериться тянет Душа.

Рюкзак – мой друг. Он прикрывает спину,

Когда дожди, смывая пыли муть,

Льют, норовя пробраться в середину,

Чтоб к телу оголённому прильнуть.

В нём места для всего всегда хватало,

В нём уживались карты и стихи,

Топор и спальник, или одеяло…

Теперь морковь, капуста, кабачки…

Пусть уже стар, висят местами нитки,

Заплаток щит на ранах боевых…

Он для меня, как домик для улитки,

Хранилище всех ценностей моих.

Не торопитесь клапаны обшарить,

Найдёте там лишь стёртый карандаш…

Рюкзак мой – жизни пережитой память,

Не самый лёгкий, вам скажу, багаж.

Я с любовью наполнила ванну душистою мятой,

Чтобы милый мой вспомнил заливные луга, где шатались,

Лес высокий и светлый, с зелёною гривой патлатой…

Всё, что так мы любили, и с чем так давно распрощались.

Зеленушки по склону лишь припухлость песков обозначит,

Вдоль по гребню – маслята, белый гриб – где под елью бурьяны,

Польский гриб, моховик, а поодаль и зонтик маячит,

Шоколадных молочников, словно грядок обильных, поляны…

Сквозь косые лучи, янтари колоннадные сосен,

Воздух солнцем пронизан с душным запахом ежевики…

Так смешно, что случайная, краткая, рыжая осень,

Расписала нам жизнь, поменяв все событья и лики.

И камню ведомо дней течение.

Но их не в этом предназначение.

Камни – не люди, они без сердца,

Зато на камень легко опереться.

Люди, с опытом, жёсткостью полнятся.

А камни, от времени, мягче становятся,

В русла кристаллами просыпаются…

С ними надежда, подчас просыпается.

Маленький лучик в теле изломанном,

В мире проданном и проштампованном.

Я всю жизнь прожила в одиночестве,

За забором немой глухоты.

О науке мечтала, о творчестве…

Но остались мне только мечты.

Всем, что было делилась искренне,

Ничего не прося взамен,

Ни была ни чванливой, ни выспренней,

Не любила парадов и сцен.

Ни карьер не просила, ни милости,

Лишь лошадкой была тягловой,

Простодушной, смешной в наивности…

Ну, короче, самой собой.

В чём была не права, что не сделала,

Как должна была жизнь прожить –

Не судите – жила как умела я,

И прошу меня извинить.

Круг замкнулся! Всё циклично!

В общем даже безразлично,

Что смешно и так безлично,

Повторяясь, как часы,

Вязнут чувства, отношения,