Пробил Георгиев день —
Слягу сегодня – завтра.
Видела его тень
И уронила с парты
Сердце. Потом в толпе
В синей рубашке спину
Видела. Он успел,
Дверь затворил несильно…
Села на место. Шок
Скрасить пыталась гримом.
Всё – таки хорошо
В мире одном с любимым.
Птицы порвали небо,
Зарево бьёт из ран.
Может быть, ты и не был,
Просто искрил туман.
Я же глотнула искры,
Варежки обожгла…
Может быть, ты и близко,
Но бездыханна мгла.
«Твой образ растворится в запахе…»
Твой образ растворится в запахе
Чаинок, спящих в кипятке.
Устало догорев на западе,
Зажжётся у востока не щеке.
Из серых плит высокое строение,
Захлёбываясь, давится дождём.
А я тебе пишу стихотворение,
И мы ещё немножечко живём —
Японскими рисованными куклами,
Любовниками – магами мечты,
До ночи зацеловывая буквами
Пылающие кукольные рты.
«В сердцевине бесхозного рая…»
В сердцевине бесхозного рая —
там, возможно, луна другая,
в алом свете там ночью звёзды
винограда целуют грозди.
Тихо сердце поёт, рыдая,
о тебе в сердцевине рая
самой смелой и грустной песней —
всех мотивов земных телесней.
Там для нас есть трава влюблённых,
обнажённость глубин песчаных.
Мы заснули в краю Печальных,
мы проснёмся в краю Бессонных.
Забыть весь мир… но как забыть Баку,
Где солнце всходит бархатным и чайным…
Где я умру, но больше не солгу,
Что были слёзы радости случайны,
Что было делать нечего в тиши…
Бесхозной ночью исходить мольбою:
«Баку, Баку, как буду без души?
Она одна! Она всегда с тобою».
«В Баку сегодня ночь – всё утро и весь день…»
В Баку сегодня ночь – всё утро и весь день.
Прохладный ветер рвёт фонтанную струю.
Унёс и не вернёт ни отблеск и ни тень.
Скажи, что это ложь – такая боль в раю.
В Баку сегодня звёзд отчаянная дрожь.
Багровый сумрак роз таит для сердца весть.
В Баку сегодня дождь – скажи, что это ложь.
Скажи, что это ложь – и я останусь здесь.
Если рушится мир,
Надо только немного тепла.
Если холодно,
Надо всего лишь добраться до дома.
Но, оставшись одна,
Навсегда прогорю я дотла.
Но, доставши до дна,
Я пойму, что до боли бездонна…
«Мне нельзя тебя даже разглядывать…»
Мне нельзя тебя даже разглядывать —
Мы с тобою спешим во тьме,
Чтобы угли ты мог укладывать
Под холодную душу мне.
Чтоб ещё до восхода мёрзлого
У калитки монастыря
Я любила тебя под звёздами,
Как царя и как дикаря.
Знаю, с кем бы в ночи ни путалась —
Не погубит меня их пыл.
Ты растишь меня в гвалте сутолок,
Где на пробу, как лозы, пыль.
И не сгубят меня слова мои,
И мечты мои, и дела.
Ведь смешал ты с гнилыми травами
Всё живое, чем я была.
Найти того, кто за моей спиной
целует небо, прижимая к сердцу,
пред кем закат, окрашиваясь хной,
в бессонный город открывает дверцу,
кто разорвёт бессмысленную нить
моей тоски, объятой пустотою…
Я устаю ненайденною быть:
любовь, не оставайся за спиною.
«Ты на них не смотри совсем…»
Ты на них не смотри совсем.
Тут история не про нас.
Не обучена быть как все,
обожглась.
Промолчи, но не ври в ответ.
Мне однажды печальный друг
объяснил: «Суета сует,
белки круг…»
Врут. Это всё врут.
Отворачивайся и стой.
Отовсюду аккорды прут,
а мелодии ни одной.
И повсюду слова и снег.
Всюду люди, такой расклад.
Говорю ж, тараканий бег.
Надо плыть на другой закат.
Ты не верь, не болей, как все.
Мы давно уже за стеной.
Чтоб не знать ничего совсем,
пой на сон и ложись со мной.
Михаил Григорьевич Ложников– заслуженный работник культуры России, член Союза писателей России, лауреат литературной премии «Золотое перо Московии» и Всероссийского фестиваля «Артиада–2003». Его перу принадлежат сборники стихов «Пролог», «Миг вечности», «Татьянин день», «Туманные зори», «Сошедшая с картины», «С песней ретро», «Август – соавтор», сборник басен «Грибов и Кº», книги «Лавры и тернии», «И примкнувший к ним Шепилов» и другие.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу