Елена Егорова - Угрешская лира. Выпуск 3

Пришлось ещё с полчаса просидеть в приёмной. Ярослав всё-таки осмелился спросить секретаршу о Перепёлкине. Та вкратце рассказала ему, что Павел Степанович был до 35-го года управляющим, при нём построены четыре завода коммуны, музыкальная фабрика, клуб и жилые дома. Теперь он живёт в Москве, управляет всеми трудкоммунами страны, но здесь часто бывает по делам, навещает мать, младшего брата Васю и, конечно, своих воспитанников.

– Коммунары Перепёлкина любят, – закончила секретарша и снова застрекотала на машинке.

Наконец из кабинета вышел высокий красивый мужчина в гимнастёрке без знаков различия. Ярослава сразу привлекли его большие лучистые глаза.

– Что, братец, в коммуну поступаешь? – понимающе под мигнул он и широко улыбнулся.

– Да.

– Не гляди так насторожённо. Всё у тебя будет теперь хорошо. – Перепёлкин похлопал его по плечу. – Успеха тебе! Проходи.

Смеляков поблагодарил и зашёл в кабинет. На лице управляющего ещё была видна озабоченность. Ярослав не мог знать, о чём он говорил с Перепёлкиным. А разговор оказался очень тяжёлым. Павел Степанович передал Смелянскому рассказ знакомого учителя из Болшевской трудкоммуны № 1. Тот ездил в город Горький к зачинателю коммунарского движения Погребинскому, который создал в стране несколько трудкоммун, привлёк в них тысячи ребят, болтавшихся на улице или сидевших в тюрьмах, наладил их новую трудовую жизнь. Теперь Матвей Самойлович, будучи уже не первый год на должности начальника НКВД в Горьком, находился в подавленном настроении. Он по роду службы вынужден участвовать в набирающих обороты репрессиях. Коллеге, которому он очень доверял, сказал, что не понимает происходящего, что больше не может одной рукой перевоспитывать беспризорников и молодых правонарушителей, а другой – сажать в тюрьмы и лагеря лучших сынов партии по ложным обвинениям. Погребинский собрался даже писать письмо Сталину об этом. Обстановка подозрительности вокруг него и созданных при его участии коммун начинала накаляться.

Увидев Ярослава, Смелянский привычно скинул с лица маску озабоченности, пробежал глазами его предписание, улыбнулся и неожиданно протянул руку для приветствия. Обменявшись с управляющим рукопожатием, Ярослав сразу почувствовал себя увереннее. Этому способствовала и простая обстановка кабинета: из мебели – только недорогой гардероб и массивный книжный шкаф, покрашенный серой краской металлический сейф, посередине кабинета поставленные в ряд столы со стульями для посетителей и двухтумбовый заваленный бумагами стол самого управляющего. Единственной старинной вещью было бюро, стоявшее у окна. Над столом висел портрет Сталина, а напротив окна – наркома Ежова.

– Присядь-ка. Пиши заявление в коммуну, – сказал Ефим Павлович, положив перед Ярославом чистый лист бумаги. – Примем тебя завтра на комиссии. Мы обычно на общем собрании принимаем, но не с твоей статьёй. Наслышан о тебе. Поэт, значит, почти мой однофамилец! «Любка Фейгельман» – твоё стихотворение?

– Да, – ответил Ярослав, не ожидая, что управляющий может интересоваться поэзией.

– Вот и славно. Твою книжку «Работа и любовь» я читал. Хорошо о труде пишешь. Такие стихи в газете нам нужны. Мы ведь задумали отдельно от первой коммуны свою газету выпускать с названием «Дзержинец». Надоело в Болшево в редакцию «Коммунара» материалы возить: получается неоперативно, неповоротливо. Наши рабкоры обижаются, что их корреспонденции не все помещают – места не хватает. Нужна, нужна нам своя газета. У тебя опыт-то есть?

– Я до 34-го года писал в газеты и репортажи, и очерки.

– Хорошо. Но здесь тебе скоро самому придётся компоновать номера, работать с рабкорами. Ответственный редактор будет только просматривать всё, контролировать, приносить публикации от нашего начальства. Стенгазеты тоже твоя обязанность. Критика и самокритика – вот теперь важная задача, поставленная последней партконференцией. Мы нашу стенгазету в управлении назовём «За самокритику». Первый номер «Дзержинца» должен выйти недели через две-три. Сначала будешь под крылом у ответственного редактора Медовой. Но мы скоро её переведём на партийную работу. Справишься?

– Постараюсь.

– Ты с поэтами нашими позанимайся, кружок организуй, на пушкинскую выставку в Москву их свози.

– Попробую. И на выставку обязательно съездим, я сам там не был.