Владимир Маяковский - Стихотворения (1927)

Страна у нас
мягка и добра,
но землю Советов —
не трогайте:
тому,
кто свободу придет отобрать,
сумеем
остричь
когти.

Писатель
Иван Иваныч Гонорарчиков
правительство
советское
обвиняет в том,
что живет-де писатель
запечатанным ларчиком
и владеет
замо́к
обцензуренным ртом.
Еле
преодолевая
пивную одурь,
напевает,
склонясь
головой соло́вой:
— О дайте,
дайте мне свободу
сло́ва.—
Я тоже
сделан
из писательского теста.
Действительно,
чего этой цензуре надо?
Присоединяю
голос
к писательскому протесту:
ознакомимся
с писательским
ларчиком-кладом!
Подойдем
к такому
демократично и ласково.
С чего начать?
Отодвинем
товарища
Лебедева-Полянского
и сорвем
с писательского рта
печать.
Руки вымоем
и вынем
содержимое.
В начале
ротика —
пара
антисоветских анекдотиков.
Здесь же
сразу,
от слюней мокра́,
гордая фраза:
— Я —
демократ! —
За ней —
другая,
длинней, чем глиста:
— Подайте
тридцать червонцев с листа! —
Что зуб —
то светоч.
Зубовная гниль,
светит,
как светят
гнилушки-огни.
А когда
язык
приподняли робкий,
сидевший
в глотке
наподобие пробки,
вырвался
визг осатанелый:
— Ура Милюкову,
даешь Дарданеллы! —
И сразу
все заорали:
— Закройте-ка
недра
благоухающего ротика! —
Мы
цензурой
белые враки обводим,
чтоб никто
не мешал
словам о свободе.
Чем точить
демократические лясы,
обливаясь
чаями
до четвертого поту,
поможем
и словом
свободному классу,
силой
оберегающему
и строящему свободу.
И вдруг
мелькает
мысль-заря:
а может быть,
я
и рифмую зря?
Не эмигрант ли
грязный
из бороденки вшивой
вычесал
и этот
протестик фальшивый?!

Никто не спорит:
летом
каждому
нужен спорт.
Но какой?
Зря помахивать
гирей и рукой?
Нет!
Не это!
С пользой проведи сегодняшнее лето.
Рубаху
в четыре пота промочив,
гол
загоняй
и ногой и лбом,
чтоб в будущем
бросать
разрывные мячи
в ответ
на град
белогвардейских бомб.
Нечего
мускулы
зря нагонять,
не нам
растить
«мужчин в соку».
Учись
вскочить
на лету на коня,
с плеча
учись
рубить на скаку.
Дача.
Комсомолки.
Сорок по Цельсию.
Стреляют
глазками
усастых проныр.
Комсомолка,
лучше
из нагана целься.
И думай:
перед тобой
лорды и паны́.
Жир
нарастает
тяжел и широк
на пышном лоне
канцелярского брюшка.
Служащий,
довольно.
Временный жирок
скидывай
в стрелковых кружках.
Знай
и французский
и английский бокс,
но не для того,
чтоб скулу
сворачивать вбок,
а для того,
чтоб, не боясь
ни штыков, ни пуль,
одному
обезоружить
целый патруль.
Если
любишь велосипед —
тоже
нечего
зря сопеть.
Помни,
на колесах
лучше, чем пеший,
доставишь в штаб
боевые депеши.
Развивай
дыханье,
мускулы,
тело,
не для того,
чтоб зря
наращивать бицепс,
а чтоб крепить
оборону
и военное дело,
чтоб лучше
с белым биться.

Вена.
Дрожит
от рева медного.
Пулями
лепит
пулеметный рокот…
Товарищи,
не забудем
этого
предметного
урока.
Просты
основания
этой были.
Все ясно.
Все чисто.
Фашисты,
конечно,
рабочих убили,—
рабочие
бросились на фашистов.
Кровью
черных
земля мокра,
на победу
растим надежду!
Но
за социал-демократом
социал-демократ
с речами
встали
между.
— Так, мол, и так,
рабочие,
братцы…—
стелятся
мягкими ковёрчиками.
— Бросьте забастовку,
бросьте драться,
уладим
все
разговорчиками.—
Пока
уговаривали,
в окраинные улицы
вступали
фашистские войска,—
и вновь
револьверное дульце
нависло
у рабочего виска.
57 гробов,
а в гробах —
убитые пулями
черных рубах.
Каждый театр
набит и открыт
по приказу
бургомистра,
эсдека Зейца.
Дескать,
под этот
рабочий рыд
лучше
еще
оперетты глазеются.
Партер
сияет,
весел и чист,
и ты,
галерочник,
смотри и учись.
Когда
перед тобою
встают фашисты,
обезоруженным
не окажись ты.
Нечего
слушать
рулады
пенья эсдечьего.
Во всех
уголках
земного шара
рабочий лозунг
будь таков:
разговарий
с фашистами
языком пожаров,
словами пуль,
остротами штыков.