Там где-то милый сад над синею рекою,
где я с тобой бродил меж росяных лугов
под гомон тракторов вечернею порою,
под беспрерывный бег электропоездов…
И вербы плакали. Вода точила камень.
В дыхании ветров качались трав моря.
И ты куда-то вдаль летела за мечтами,
и тонкий профиль твой чертила мне заря…
А город всё шумит, подобен он прибою,
и в шуме толп его — сквозь пестроту и гам —
всё видится мне сад над синею рекою,
где пьют росу цветы и к нашим льнут ногам.
20 августа 1961 Киев
374. «Снова я — мальчишка… Лето, мое лето!..»
Снова я — мальчишка… Лето, мое лето!
Ветер набегает, колос шевеля.
Ветряки хотели б в небо взмыть, да где там!—
их не отпускает от себя земля.
Даль жарой объята… И певец крылатый,
жаворонок, песню вылил в душу мне…
На плечах несу я маленького брата,
хоть и сам мальчишка… Поле — в тишине.
Где-то нас обоих ожидает хата,
там к иконе темной свет свой луч простер…
На плечах несу я маленького брата,
и бежит дорога в голубой простор.
20 августа 1961 Киев
Я от песни юный,
юный от труда.
Пойте, сердца струны,
молодо всегда!
Чтоб в порывах смелых
стал крылатым я,
чтобы с вами пела
в жилах кровь моя!
Хмурых туч буруны
сгинули давно.
Мне, как прежде, юным
в песне быть дано.
21 августа 1961 Киев
376. «Где трактора вовсю гудят…»
Где трактора вовсю гудят,
где рельсы и мосты,
над морем уток и утят
стояла ты.
Стояла, как лесной цветок,
что в травах расцветал.
И ветер синий твой платок
с любовью целовал.
И стая лишь тебе одной
послушною была.
И даль небес голубизной
над фермою плыла.
И для тебя цвела весна
в просторе луговом.
И пела неба вышина
о счастье трудовом.
Где трактора вовсю гудят,
где травы и цветы,
над морем уток и утят
стояла ты.
22 августа 1961 Киев
377. «Помнишь, небом открытым…»
Помнишь, небом открытым
даль цвела нам, ясна,
где над дотом разбитым
наклонилась сосна.
Птахи пели нам утром,
и, не зная забот,
мы теряли минутам
в светлой радости счет.
Ветер листики нянчит
в колыбели ветвей…
Парашют-одуванчик
на ладони твоей…
22 августа 1961 Киев
378. «Вы слышали, как в звоне молотка…»
Вы слышали, как в звоне молотка
сталь славит человека песней дивной?
Вы видели, как слушает река
волны дрожаньем посвист соловьиный?
Как красками поет весенний сад,
когда вечерний ветерок играет,
когда заря за лесом догорает
и песне шлют цветы свой аромат.
И с юных лет в мечтах, в весеннем цвете
всю душу отдал песне я сполна.
Она — моя советчица на свете,
природой и работой рождена.
24 августа 1961 Киев
379. «Пожелтела вся трава…»
Пожелтела вся трава
в бурю-непогоду.
Клонит ветер дерева
на чистую воду.
Отражает их она,
небо отражает…
Грусть гармоники слышна —
лето провожает.
На душе, как в утра рань,
тихо, сине, чисто.
И горят, куда ни глянь,
осени мониста.
24 августа 1961 Киев
380. «Остыла синь Днепра, всю зелень отдал сад…»
Остыла синь Днепра, всю зелень отдал сад
за золото… Уже и липа им одета,
уже багрянцем листья тополя горят…
Остыла синь Днепра… То умирает лето.
Во всем видна покорность, дрема и печаль,
ждут дней ненастных зябнущие дали.
И ветви так дрожат, — им, видно, лета жаль
и журавлей, что здесь над рощей отрыдали.
А солнце так печально смотрит с вышины,
и ветер мертвый лист вот-вот за тучу кинет…
Остыла синь Днепра, но сердце не остынет, —
всё ждет оно и ждет, как и земля, весны.
24 августа 1961 Киев
381. «Я помню ту былую пору…»
Я помню ту былую пору:
и щебет птиц, и трав шумок.
Ты радостно бежала в гору,
а я догнать тебя не мог.
О, сколько весен, сколько снега!
Отщебетали, отцвели!..
Хоть задыхались мы от бега,
но губ разнять мы не могли.
Моя заплаканная птица,
где щебет тот и трав шумок?..
Я знал — она далёко мчится,
а вот догнать ее не смог.
Читать дальше