Андрей Дементьев - Все в мире поправимо…

Чтоб не все во мне досталось смерти.
Я хочу вести с потомком диалог,
Чтобы он мое услышал сердце
Между строк.

Когда я от жизни устану —
И скучным покажутся мне
Веселье щеглов спозаранок,
И алый закат в тишине.

И книга любимого барда
На первой странице замрет, —
Я встану за кафедру бара,
Где водка мне душу зальет.

И кто-то из местных прохожих
Узна́ет меня невзначай, —
И станет мне легче, быть может,
И тихо откатит печаль.

И я усмехнусь своей блажи,
Хандре, охватившей меня.

Так было уже не однажды.
Дай Бог, чтобы выдержал я…

Мамы, постаревшие до времени,
Верят, что вернутся сыновья.
Жены их, сиротами беременны,
То боятся правды, то вранья?

Все чаще хороню друзей,
Хотя они еще так молоды.
И сердце в горести своей
Пронизано смертельным холодом.
О, как мне не хватает их
Среди раздумий, встреч и творчества…
Ушедших из надежд своих
В мою печаль и одиночество.

Когда я вижу чье-то горе рядом,
Мне кажется – и я в нем виноват.
«Чем вам помочь?» —
Я спрашиваю взглядом.
И кто-то грустно опускает взгляд.

Чужое горе не взвалить на плечи,
Как чемодан или вязанку дров…
И все-таки кому-то станет легче
От молчаливо высказанных слов.

А жаль, что человек
Свой смертный час
Не может знать…
Мы все судьбой ведо́мы.
А был бы нам известен лет запас, —
Наверное, мы жили б по-иному.

И совершили больше добрых дел.
В карьере, может, ярче преуспели.
Уж точно – Бонапарт бы не посмел
Опробовать российские метели.

Не пожалели бы мы к сроку
Нужных слов
Для всех друзей, – далеких или близких.
И не был бы настолько бестолков
Мир, что Всевышний создал нам для жизни.

На морском пустынном берегу
Я нашел какой-то странный камень.
До сих пор его я берегу, —
Выброшенную морем чью-то память.

Проступал на камне силуэт
Женской красоты неповторимой.
Сколько было незнакомке лет?
Как звучало стершееся имя?

Камень ничего мне не сказал.
Как известно, молчаливы камни.
Смотрят на меня ее глаза —
Из разлуки, из печали давней.

Положил я странный камень тот
Рядом с синим томиком Петрарки.
А душа надеется и ждет,
Что раскроет таинство подарка.

Мне мэр Нью-Йорка премию вручил.
И я на лаврах пару дней почил.
И ликовал, что признан в США,
Хотя к призу́ не дали ни шиша.

Стоит скульптура на моем столе,
Как память о высоком ремесле.
Сошлись навек в пожатье две руки,
Всем отчужденьям прошлым вопреки.

Мне мэр Нью-Йорка премию вручил.
И быть своим в чужбине научил.
Смотрю я с благодарностью на приз.
Поэзии не требуется виз:
В рукопожатье две страны сошлись…

Я радуюсь тому, что я живу.
Я радуюсь снегам
И майским радугам.
И птицам, прилетевшим в синеву,
И просто солнцу бесконечно радуюсь.

Я радуюсь твоим глазам в ночи,
Когда они так близко
Рядом светятся.
Когда слова мои,
Как руки, горячи…

Я радуюсь всему,
Во что нам верится.

Аба́на Те́рма – райский уголок.
Свою хандру сюда я приволок.
Лежу под пальмой, как орангутан.
Хотя не пил, но от пейзажа пьян.

А надо мною крона, —
Как концертный зал,
Где птицы демонстрируют вокал.
Зеленый веер пальмы
гасит жар.

Здесь так уютно…
Всю бы жизнь лежал.

Я в «Юности» печатал юных гениев
С седыми мастерами наравне.
Одним судьба ответила забвением.
Другие вознеслись на той волне.

Журнал гордился тиражом и славою.
И трудно пробивался к торжеству.
И власть, что не была в те годы слабою,
Считалась с властью имени его.

Но все забылось и печально минуло.
Журнал иссяк, как в засуху родник.
Виновных нет…
И время тихо вынуло
Его из кипы популярных книг.