Сергей Трищенко - Антилирика

Я тебя прощанием не мучаю
И в душе моей тебя уж нет!..
Хорошо, что я купил по случаю
На одесском рынке пистолет.

Я теперь не стану ждать рассвета –
Даже в мыслях стал я одинок –
И приятно дуло пистолета
Охладит мой вспаленный висок.

Уж погасли все мои желанья,
Только боль в душе своей пронёс…
После долгой ночи ожиданья
Меня переедет тепловоз.

Простучит колесами на стыках
И умчит в заоблачную даль.
Я за ним последую, без крика
Между шпал оставивши печаль.

Где-то там, за снежной круговертью,
Что летит из сердца моего,
В льдах души замёрзнув, перед смертью
Захочу я отогреть его.

Не спасти любовною горячкой,
Не создать из духа подлеца.
Лишь медведи оживают спячкой,
Ну а я – замерзну до конца.

Закалюсь и стану крепче стали
И не буду глупо умирать!
…Лишь достать цианистый бы калий,
Чтоб душа устала тосковать.

Я приму его, конечно, на ночь
И запью топлёным молоком…
Средь искусств всемирного обмана
Только я остался дураком.

Почему? Придется расколоться –
Дело в том, что лишь словам почёт,
А вода – как говорит пословица,
Под лежачий камень не течет.

Впору повеситься, что ли –
Где ты, душевный простор?
Только на шее мозоли
Я уж верёвкой натер.

Мне перерезать бы вены,
Сгинуть во цвете лет,
Но кровеносной системы
Даже в помине нет.

Тонны не хватит яда –
Столько уже сглотал!
Падают все от взгляда –
Сам ядовитым стал.

Хобби такое редко
Встретится где-нибудь:
Даже «БелАЗа» протектор
Мне украшает грудь.

Случайно было, не скрою –
Не сам я к контактам полез,
Но всё ж отбирал собою
Я всю Костромскую ГРЭС.

В тот миг, как калибром «кольта»
Шесть пуль просверлили висок,
Не думал о том я только,
Как в них засвистит ветерок.

Представить мне даже страшно:
Кого я тогда наказал?
С Останкинской спрыгнул башни –
Из ямы полдня вылезал.

Такое вам вряд ли снилось:
На самом исходе дня
Немало собак взбесилось,
Решив укусить меня.

Не знаю, что делать, впрочем,
Не стоит о том тужить:
Хочу умереть я очень,
Да, видно, хочется жить.

Я не знаю, что стряслось со мною
И какой есть в происшедшем толк:
В феврале, под вечер, под Луною
На меня напал голодный волк.

Снег кругом лежал, как будто скатерть,
Был я в мыслях от Земли далёк…
Ну а волк зря времени не тратил,
Перегрыз мне шейный позвонок.

При такой погоде это грустно –
Ну добро бы дождик моросил!
Он в меня вгрызаться стал со хрустом,
Хоть его я первый укусил.

Если мне не изменяет память,
Я ему хотел тогда сказать:
«Не хрусти, пожалуйста, костями,
Ты же мне мешаешь размышлять!»

Ну а волк голодный был, не слушал,
Но меня он понапрасну ел:
Лишь чуть-чуть он углубился в душу,
Как на месте тут же околел.

Я не знаю, что придумать, чтобы
Объяснить подобные дела.
А душа – не то, чтобы особой,
Просто
ядовитою была.

Настройка переходит через ноль,
На острие застряло настроенье,
Нас трое оставалось: я и боль
И стойко стынущее представленье.

Струятся стрелы стройной простотой,
Стенания не лечат стыд утраты,
Как странно оставаться станет с той,
Кем предан – пусть стихийно виноватой.

И страшно слышать стоны стариков
С той стороны стены, из-за могилы.
Страдания стихают без оков,
Но столько лет – стилет! – без слова «милый»

Стекает стресс строкой наперекос,
Стиль строгий спутан с тайной строф и страха…
Нет совести остатков у стрекоз,
Сталь острия стирает сыто плаха.

Стада скотов стоят, струится кровь
В подставленный под сток стакан стеклянный.
Остыла сталь строки и стало вновь
Все пусто, настороженно, случайно.

Сторожка сторожа, вот стул его и стол,
Простор! Столетний старичок лучится…
Что чистота столицы и престол!
И с тихим лотосом – с тобою – что случится?

Всё суета сует, всё суета…
Но страховали срочно автостраду.
Стоять до смерти – стойкости черта,
Настолько ли стремиться к сути надо?