Владимир Высоцкий - Владимир Высоцкий

Благодать или благословенье

Ниспошли на подручных твоих —

Дай нам, Бог, совершить омовенье,

Окунаясь в святая святых!

Исцеленьем от язв и уродства

Будет душ из живительных вод, —

Это – словно возврат первородства,

Или нет – осушенье болот.

Все пороки, грехи и печали,

Равнодушье, согласье и спор —

Пар, который вот только наддали,

Вышибает, как пули, из пор.

Все, что мучит тебя, – испарится

И поднимется вверх, к небесам, —

Ты ж, очистившись, должен спуститься —

Пар с грехами расправится сам.

Не стремись прежде времени к душу,

Не равняй с очищеньем мытье, —

Нужно выпороть веником душу,

Нужно выпарить смрад из нее.

Здесь нет голых – стесняться не надо,

Что кривая рука да нога.

Здесь – подобие райского сада, —

Пропуск тем, кто раздет донага.

И, в предбаннике сбросивши вещи,

Всю одетость свою позабудь —

Одинаково веничек хлещет,

Так что зря не выпячивай грудь!

Все равны здесь единым богатством,

Все легко переносят жару, —

Здесь свободу и равенство с братством

Ощущаешь в кромешном пару.

Загоняй по коленья в парную

И крещенье принять убеди, —

Лей на нас свою воду святую —

И от варварства освободи!

1971

Моим друзьям – поэтам

Кто кончил жизнь трагически, тот – истинный поэт,

А если в точный срок, так – в полной мере:

На цифре 26 один шагнул под пистолет,

Другой же – в петлю слазил в «Англетере».

А в 33 Христу – он был поэт, он говорил:

«Да ни убий!» Убьешь – везде найду, мол.

Но – гвозди ему в руки, чтоб чего не сотворил,

Чтоб не писал и чтобы меньше думал.

С меня при цифре 37 в момент слетает хмель, —

Вот и сейчас – как холодом подуло:

Под эту цифру Пушкин подгадал себе дуэль

И Маяковский лег виском на дуло.

Задержимся на цифре 37! Коварен Бог —

Ребром вопрос поставил: или – или!

На этом рубеже легли и Байрон, и Рембо, —

А нынешние – как-то проскочили.

Дуэль не состоялась или – перенесена,

А в 33 распяли, но – не сильно,

А в 37 – не кровь, да что там кровь! – и седина

Испачкала виски не так обильно.

«Слабо€ стреляться?! В пятки, мол, давно ушла душа!»

Терпенье, психопаты и кликуши!

Поэты ходят пятками по лезвию ножа —

И режут в кровь свои босые души!

На слово «длинношеее» в конце пришлось три «е», —

Укоротить поэта! – вывод ясен, —

И нож в него! – но счастлив он висеть на острие,

Зарезанный за то, что был опасен!

Жалею вас, приверженцы фатальных дат и цифр, —

Томитесь, как наложницы в гареме!

Срок жизни увеличился – и, может быть, концы

Поэтов отодвинулись на время!

1971

Я помню райвоенкомат:

«В десант не годен – так-то, брат, —

Таким, как ты, – там невпротык…» И дальше – смех:

Мол, из тебя какой солдат?

Тебя – хоть сразу в медсанбат!..

А из меня – такой солдат, как изо всех.

А на войне как на войне,

А мне – и вовсе, мне – вдвойне, —

Присохла к телу гимнастерка на спине.

Я отставал, сбоил в строю, —

Но как-то раз в одном бою —

Не знаю чем – я приглянулся старшине.

…Шумит окопная братва:

«Студент, а сколько дважды два?

Эй, холостой, а правда – графом был Толстой?

А кто евоная жена?..»

Но тут встревал мой старшина:

«Иди поспи – ты ж не святой, а утром – бой».

И только раз, когда я встал

Во весь свой рост, он мне сказал:

«Ложись!.. – и дальше пару слов без падежей. —

К чему две дырки в голове!»

И вдруг спросил: «А что, в Москве

Неужто вправду есть дома в пять этажей?..»

Над нами – шквал, – он застонал —

И в нем осколок остывал, —

И на вопрос его ответить я не смог.

Он в землю лег – за пять шагов,

За пять ночей и за́ пять снов —

Лицом на запад и ногами на восток.

1971

Зарыты в нашу память на века

И даты, и события, и лица.

А память – как колодец глубока: