Мухаммед Физули - Лейли и Меджнун

Лейли! - они кричат сомкнувшись тесно,

Не стало бы родителям известно,

Что ты с чужим знакомство завела

И сердце в плен красавцу отдала.

Пристойно ль это для девицы скромной?

Ты станешь жертвою беды огромной.

Так безрассудно поступать нельзя,

К беде нас эта приведет стезя".

Собрав шатер с поспешностью великой,

Они с красавицею луноликой

Вернулись, чтобы ни отец, ни мать

О происшедшем не могли узнать.

Сидели в замке, проронить не смея

Ни слова про сокровище и змея [46] Здесь под "сокровищем" имеется в виду Лейли, а под "змеем" - Меджнун. .

* * *

Опомниться Меджнуну тут пришлось:

Он пробужден ручьем кровавых слез.

И что ж он видит? Нет его кумира!

Есть тело, прах - душа ушла из мира!

Он здесь, безумный, гурия ушла,

Его с собою сердце унесла.

Он платье разодрал, открывши вежды,

Отрекшись от себя и от одежды.

Бурнус пурпурный наземь бросил он,

Кровавыми слезами облачен.

Подобен он каламу был вначале [47] Калам (тростниковое перо) сверху обматывался черной тканью, для того чтобы его удобней было держать. ,

С чалмою черной - знаменьем печали.

Но пламя вздохов до главы дошло

И черную чалму его сожгло.

Рубаху он с себя сорвал с презреньем,

Швырнул ее, как саван, с отвращеньем.

Искатель бедствий туфли бросил прочь, -

Влюбленным кандалы носить невмочь.

Просил прощенья у друзей и близких,

Сказал: "Немного вас - людей, мне близких.

Любовью одержимого увлек

Любви разбушевавшийся поток.

Вам лучше и не знаться бы со мною,

А то вас той же захлестнет волною.

Ведь я клеймом позора заклеймен,

Огнем безумной страсти я сожжен.

Когда огонь тот западает в душу,

Он скоро всю дотла снедает душу.

Забудьте о несчастии моем,

Не загорайтесь вы моим огнем.

Пусть мой огонь ответа в вас не будит,

Из-за меня хоть горя вам не будет.

Страсть дни мои одела в черный цвет.

Пришла любовь - и воли больше нет.

Ведь я - гнездо покинувшая птица,

В него я не желаю возвратиться.

Зачем о доме говорить? Туда

Не будет мне возврата никогда.

Когда отец мой выскажет желанье

Узнать о сыне, о его страданье -

Пусть на себе одежду разорвет -

Ему принес несчастье небосвод.

Скажите: "Старец, бедами богатый,

Не плачь и не рыдай из-за меня ты,

Не жалуйся на горькую напасть,

На то, что скорби отдан ты во власть.

Отец! Ведь прежде я не знал мучений,

Земных или небесных треволнений.

В небытии [48] To есть до рождения. не видел я забот,

Ни горестей, ни тягостных невзгод.

Извечно пребывал в благом незнанье

Любви и красоты очарованья,

Но ты, меня призвавши к бытию,

Тем самым радость умертвил мою.

Мне было б нужно стать твоей утехой,

А я тебе стал к счастию помехой.

Я мертв. Но ты покорен будь судьбе -

Живи и жди наследника себе.

Прости! Хотя тебе я сделал больно,

Я удалился от тебя невольно".

Я прежде был желанием томим,

Хотел я ведать счастье жизни с ним -

Но слезы страсти путь мой затопили,

Колючки бедствий душу мне пронзили".

И, написав отцу письмо в стихах,

Друзьям он передал его в слезах.

Я, увидав простор любви, схожу с разумного пути.

Мудрец! Увидев мой позор, не укоряй меня, прости!

Ты в горе ворот разорвешь, а я лишен одежд стыда.

Увы! Ведь у меня теперь одежда чести не в чести.

В пустынях диких буду жить - в обитель счастья не приду:

Зачем мне мрачный ад, когда лишь к свету я хочу идти!

Я разума приказ не чту, но не из прихоти пустой:

Любви-султану должен я покорность вечную блюсти.

Хоть вразумляют все меня, корят, хулят, но обо мне,

Как о царе земной любви, им спор приходится вести.

Молчи, аскет! Мне не забыть любовных мук, тоски по ней -

Не надо рая, гурий мне, - а ты, коль хочешь, к ним лети.

Мечтать мне сладко о кудрях, изогнутых, как лук, бровях,

Велик я, словно шах Хосров, - меня спеши превознести.

Стремится к славе человек - и я прославиться хочу:

Я славен пьянством [49] Здесь "пьянство" понимается иносказательно опьянение любовью. , Физули, я у безумия в сети.

Тот, кто в науке сведущ был любовной,

Закончив свой завет немногословный,

В пустыне поселился, как дикарь,

Уйдя от всех, с кем близок был он встарь.

Как солнце, там бродил он одиноко,

Бродил бесцельно, забредал далеко.

О камни спотыкаясь, слезы лил,

Все камни он в рубины превратил.