Евгений Баратынский: Стихи (3)

Кругом все пусто, все молчит;

Порою только ветер свищет

И можжевельник шевелит.

Эпилог

Ты покорился, край гранитный,

России мочь изведал ты

И не столкнешь ее пяты,

Хоть дышишь к ней враждою скрытной!

Срок плена вечного настал,

Но слава падшему народу!

Бесстрашно он оборонял

Угрюмых скал своих свободу.

Из-за утесистых громад

На нас летел свинцовый град;

Вкусить не смела краткой неги

Рать, утомленная от ран:

Нож исступленный поселян

Окровавлял ее ночлеги!

И все напрасно! Чудный хлад

Сковал Ботнические воды;

Каким был ужасом объят

Пучины бог седобрадат,

Как изумилися народы,

Когда хребет его льдяной,

Звеня под русскими полками,

Явил внезапною стеной

Их перед шведскими брегами!

И как Стокгольм оцепенел,

Когда над ним, шумя крылами,

Орел наш грозный возлетел!

Он в нем узнал орла Полтавы!

Все покорилось. Но не мне,

Певцу, не знающему славы,

Петь славу храбрых на войне.

Питомец муз, питомец боя,

Тебе, Давыдов, петь ее.

Венком певца, венком героя

Чело украшено твое.

Ты видел финские граниты,

Бесстрашных кровию омыты;

По ним водил ты их строи.

Ударь же в струны позабыты

И вспомни подвиги твои!

1824

БАЛ

Глухая полночь. Строем длинным,

Осеребренные луной,

Стоят кареты на Тверской

Пред домом пышным и старинным.

Пылает тысячью огней

Обширный зал; с высоких хоров

Ревут смычки; толпа гостей;

Гул танца с гулом разговоров.

В роскошных перьях и цветах,

С улыбкой мертвой на устах,

Обыкновенной рамой бала,

Старушки светские сидят

И на блестящий вихорь зала

С тупым вниманием глядят.

Кружатся дамы молодые,

Не чувствуют себя самих;

Драгими камнями у них

Горят уборы головные;

По их плечам полунагим

Златые локоны летают;

Одежды легкие, как дым,

Их легкий стан обозначают.

Вокруг пленительных харит

И суетится и кипит

Толпа поклонников ревнивых;

Толкует, ловит каждый взгляд;

Шутя несчастных и счастливых

Вертушки милые творят.

В движенье все. Горя добиться

Вниманья лестного красы,

Гусар крутит свои усы,

Писатель чопорно острится,

И оба правы: говорят,

Что в то же время можно дамам,

Меняя слева взгляд на взгляд,

Смеяться справа эпиграммам.

Меж тем и в лентах и в звездах,

Порою с картами в руках,

Выходят важные бояры,

Встав из-за ломберных столов,

Взглянуть на мчащиеся пары

Под гул порывистый смычков.

Но гости глухо зашумели,

Вся зала шепотом полна:

"Домой уехала она!

Вдруг стало дурно ей". - "Ужели?"

"В кадрили весело вертясь,

Вдруг помертвела!" - "Что причиной?

Ах, боже мой! Скажите, князь,

Скажите, что с княгиней Ниной,

Женою вашею?" - "Бог весть,

Мигрень, конечно!.. В сюрах шесть".

"Что с ней, кузина? танцевали

Вы в ближней паре, видел я?

В кругу пристойном не всегда ли

Она как будто не своя?"

Злословье правду говорило.

В Москве меж умниц и меж дур

Моей княгине чересчур

Слыть Пенелопой трудно было.

Презренья к мнению полна,

Над добродетелию женской

Не насмехается ль она,

Как над ужимкой деревенской?

Кого в свой дом она манит,

Не записных ли волокит,

Не новичков ли миловидных?

Не утомлен ли слух людей

Молвой побед ее бесстыдных

И соблазнительных связей?

Но как влекла к себе всесильно

Ее живая красота!

Чьи непорочные уста

Так улыбалися умильно!

Какая бы Людмила ей,

Смирясь, лучей благочестивых

Своих лазоревых очей

И свежести ланит стыдливых

Не отдала бы сей же час

За яркий глянец черных глаз,

Облитых влагой сладострастной,

За пламя жаркое ланит?

Какая фее самовластной

Не уступила б из харит?

Как в близких сердцу разговорах

Была пленительна она!

Как угодительно-нежна!

Какая ласковость во взорах

У ней сияла! Но порой,

Ревнивым гневом пламенея,

Как зла в словах, страшна собой,

Являлась новая Медея!

Какие слезы из очей

Потом катилися у ней!

Терзая душу, проливали

В нее томленье слезы те;

Кто б не отер их у печали,

Кто б не оставил красоте?

Страшись прелестницы опасной,

Не подходи: обведена

Волшебным очерком она;

Кругом ее заразы страстной

Исполнен воздух! Жалок тот,

Кто в сладкий чад его вступает,

Ладью пловца водоворот

Так на погибель увлекает!

Беги ее: нет сердца в ней!

Страшися вкрадчивых речей