Коллектив авторов - Поляна №3 (9), август 2014

– Не пейте больше… Вас стошнит…

– Стошнить – не стошнит, – с достоинством отвечал старичок, бравируя знанием литературы, – а сблевать – непременно сблюю.

Одна бутылка опрокинулась, водка залила газету.

«А для кого-то эта газета – доказательство исключительности, свидетельство славы», – подумал я с тоской.

Все торопились напиться, так как по тревожным слухам вскоре должны были «начать разгонять». Пропитой до цвета вареного рака дедок, жизнь в котором, казалось, уцепилась за торчащие из ноздрей пучки щетины, дрожащей рукой налил мне полстакана водки. «В общем, вполне радушные люди», – подумал я, выпил, посидел еще немного и ушел в крайнем смущении.

Пророков открывал мне глаза. – Сейчас в литературе есть две группировки, – говорил он. – Еврейская и русская. В еврейской с тобой говорят, но не печатают, а в русской с тобой и не говорят, и не печатают. Сволочи! За целый роман мне предлагают всего две тысячи рублей, это по нынешним временам семьдесят долларов. Я им говорю: «Пошли вы на хрен! Гады!» Вообще, литература сейчас разделилась на блатную и рыночную. Раньше была только блатная, рыночной не было, рыночная выросла из самиздата, попсы и детективов. Блатная, она же номенклатурная, варится в собственном соку. Это, как тебе сказать, по сути, окололитературная гниль, захватившая литературные пьедесталы. Хе-хе… Она никого никуда не пустит. Она оберегает свое благополучие и страшится разоблачения. Она пишет сама для себя, сама себя печатает и издает… Вторая – рыночная, – зарабатывает деньги торговлей. Развлекать – вот что требуется! Это продается! Кто хочет развлекаться порнографией – пожалуйста – десяток авторов на любой вкус! Приветствуются извращения! Детективчики? Еще лучше – сотня авторов! Мистика? Нет отбою! Все что угодно! Издательства не гнушаются плагиатом. Украдем за границей и перепишем. Кто в Россию сунется с иском? Имена героев изменены… Ну и все!

А новорожденные союзики раздирали мосластую тушу прародителя. Писательские дачи, дома творчества, санатории, особняки, кабинеты, стулья, письменные принадлежности – все растаскивалось по углам и под шумок перетекало в чьи-то ловкие руки.

Драка шла свирепая и затяжная. Кому не досталось ничего, кроме пары кабинетов в старинном особняке, один из которых непременно сдавался в аренду какому-нибудь турагентству, бился хотя бы за славу. Так союз периферийных писателей наскоро слепил перечень «лучших поэтов России», поместив своего председателя Плюхина во главу списка, много выше Ходасевича, Ахматовой и Мандельштама… при этом ссылаясь на некий институт независимых экспертиз. Видимо, Плюхину так захотелось остаться в истории, что, решив не дожидаться суда времени, он сам осудил себя на бессмертие.

А ведь когда-то я думал, что литература – занятие избранных!

Таких оборотов, которыми изъяснялся поэт Плюхин, я не слышал даже в самой грязной подворотне. В приватной беседе он честно признался мне, что не так давно был прорабом, но вот теперь сменил кирку на лиру. Когда я был у него, в кабинет то и дело заваливались какие-то мутноватые хлопцы, увешанные золотыми цепями и браслетами толщиной в палец. На прощание меня делегировали представителем их союза в «Наших сетях» и для солидности обещали выдать какой-то мандат, очевидно считая, что этим облагодетельствовали сверх всякой меры.

Какой-то сумасшедший, похожий на Мазепу старик, носился по холлам Дома литераторов, утверждал, что он издатель, совал всем какие-то газеты, а после, тыча кривым пальцем в жирные строки на последней странице, предлагал написать лучше. «Даю сто баксов! – пронзительно кричал он. – Тому, кто напишет лучше!» Как ни странно, всегда находилось до пяти желающих. За время их стараний сумасшедший вновь обегал холлы, отбирал газеты и исчезал в неизвестности…