Коллектив авторов - Поляна №3 (5), август 2013

Вынул затвор – все в песке. В стволе ил. Открыл магазин – пять патронов выпали на ладонь. И тут все в грязи, но с каким удовольствием будет он сейчас чистить-блистить своего друга и добытчика!

Грязь из ствола винтовки Гарт осторожно удалил «амелиневой» проволочкой и промыл его кипятком. Смазал изнутри остатками солярки, хоть оно и нельзя – соляркой.

И разобрал, промыл, прочистил.

И положил карабин на камень сушиться.

И патроны рядом. Пять тяжелых желтых патронов.

Затем он занялся делом. Вскипятил морскую воду в кастрюле, окунал в нее нарезанное тонкими ломтями оленье мясо и развешивал сушиться.

И все нет-нет да и глянет на карабин.

И все не верил счастью великому.

И все улыбался, а потом запел.

23. Дела домашние

В этот радостный день Сашка успел поразительно много.

Когда мясо было развешено, он пододвинул вешала поближе к костру так, чтобы дымком протягивало и чтобы чайки не могли ухватить. Вырубил днище из второй бочки и сделал «кастрюлю» по примеру первой, а края вытянул повыше. Получилось ведро. Дужку к нему согнул из найденной ранее на триангуляции железной проволоки.

Черныш доставил охотнику немало веселых минут. Он свернулся клубочком неподалеку, прикрыл нос пушистым хвостом, и следил за всеми действиями человека с величайшим любопытством.

При ударе железом по железу возникал отрывистый резкий звук, от которого у песца непроизвольно захлопывались глаза.

Получалось: удар – морг, удар – морг, удар – морг!

Наконец, Чернышу это надоело и он убежал на дальний песчаный бугор.

Гарт нагрел воды в ведре, насыпал чуть золы в деревянное блюдо и пошел на ручей. Там побултыхался, помылся, используя вместо мыла золу, смыл с себя болезнь и усталость. Бодрый и веселый вернулся «домой» и взялся готовить свое любимое блюдо, холодец из головы и ног оленя. Сколько возни, пока все косточки очистишь-приготовишь, и варится долго. Но зато и вкуснятина – за уши не оттянешь!

Черныш совсем перестал бояться, сидел рядом, по-кошачьи уложив хвост кренделем и время от времени выражал свое восхищение громким «Вау!» Гарт бросил ему кусок оленьего уха с толстой бляшкой жира на нем. Черныш жир съел, а ухо пожмакал и оставил: оно, мол, от старого быка, не угрызешь.

– Привередничаешь, паря, уже и оленина тебе не мясо, а ведь раньше ты и мышами не брезговал! – упрекнул его охотник.

– Вау-вау-вау! – затявкал Черныш. (Мыши – они жирные, мягкие и в любой мороз теплые. Вку-у-сно. Не то что это жестяное ухо!)

– А куропаточку не желаете, уважаемый?

– Вау-вау! (Кто ж откажется? Только добыть трудно, они сторожкие).

– А как ты насчет моржатины? Тут неподалеку есть. Правда, не первой свежести, но народы вкушают. И ты бы прогулялся. Жирку бы поел, на зиму б запасся, а то тощий такой – смотреть жалко!

– Вау! – печально тявкнул Черныш и сокрушенно потряс головой. (Был уже там, плюху получил от старших, и бургомистр чуть глаз не выклевал. Но мне повезло. Недалеко от тебя целое скопище превкусных костей с мясом. Чем не еда?)

Охотник принялся объяснять песцу действующие на территории России права частной собственности на «кость пищевую», но в один особенно красноречивый момент обнаружил, что слушателя нет. Убежал.

24. У моря

Спокойно, хорошо было на душе. И не хотелось, чтобы день кончался, а хотелось его продлить. Поужинав оригинальным блюдом – горячим холодцом, Гарт прикрыл кастрюлю досками и пошел на пляж. Уселся на камень, положил карабин на колени, вдохнул соль морскую. Легкий хиус гнал волну от берега в море, и возле самых скал не было никакого волнения, лишь легкая паутинная рябь.

Хорошо, тихо на душе.

Море. Берег. Чайки. Закат.

Черныш прибежал и лег рядом.

Стайка уточек выплыла из-за мыса.

Нерпа показала свой нос у самого берега.

За ней проплыл лахтак. Толстый. Между головой и попой проливчик и кажется, эти части тела плывут отдельно. Наверное, жирный.

Солнышко нехотя погрузилось в море.

Вода вблизи стала красной, чуть дальше оранжевой, зеленой и синей, а у горизонта – опять киноварь. Тихо-тихо. Капает с усов нерпы вода, чайка перебирает перышки, рыбка воду плавничком режет.

И слышно, как стучит и замирает сердце.

И слышно, как согласно дышат море и тундра.

И забываешь, что вал прибоя притаился в глубине.