Коллектив авторов - Поляна №3 (5), август 2013

– Черныш, а ты не лопнешь? – Гарт медленно поднялся со своего ложа. Он скормил этому верткому щенку полкило мяса и с десяток рыбок, а тот все еще попрошайничал.

Проследив за песцом, Гарт увидел, что он давно уже набил брюхо и теперь просто закапывает подачки в мох. Метрах в тридцати, за небольшим камнем. Запас делает. Нимало не смущаясь тем, что человек все видит.

– Ах ты, жулик! Пока то не съешь, больше не получишь!

Черныш еще долго танцевал в трех метрах от Гарта, но убедившись, что подачек больше не будет, скрылся.

И еще Гарт прикормил лемминга. Несколько этих бесхвостых красноватых мышей то и дело шмыгали по своим дорожкам у самых ног, затем один лемминг осмелел, подобрался поближе, схватил лапками рыбку и стал ее поедать, быстро-быстро шевеля усатой мордашкой. Это было очень забавно.

– Малыш, ты же вегетарианец, нельзя тебе рыбу!

Малыш бросил рыбку и юркнул под мох, но спустя мгновение появился снова и стал это лакомство доедать. Наверное, соль нужна всем живым существам и тундровые мыши тут не исключение.

Гарт осторожно убрал оставшуюся рыбу и положил на мох кусочек шоколада. И шоколад пришелся ко двору. И он был съеден с завидной скоростью. Тогда Гарт положил махонький кусочек на ладонь. Малыш без страха взобрался на ладонь и кусочек съел.

– Хватит, а то живот заболит!

Малыш покрутился, покрутился на горячей от жара ладони, свернулся калачиком и закрыл глаза: «Поели, теперь можно и поспать!»

Сашка держал его так, пока не устала рука, а потом осторожно стряхнул на мох возле лемминговой дорожки. Малыш понял и побежал домой.

Сашка же не мог ничего есть, хотя и понимал, что надо. На второй (или третий) день закончились топливо. Он поднялся и побрел за дровами. И понял, насколько ослаб: стоило наклониться, и в голове раздавался звон, а перед глазами разливалась темень. Это его очень испугало, и он через силу съел кусочек черствой лепешки, и запил водой. Эх, как нужен сейчас горячий, свежий олений бульон!

Штаны опять стали спадать. Веревочку все туже подтягивал. Кашель и жар как прописались в охотнике, но последняя таблетка, как последний патрон – на крайний случай.

Что следовало делать, Гарт знал. Но о том, чтобы идти в тундру, ползти, скрадывать оленей, и думать не хотелось. Его мир ужался до двадцати шагов в одну сторону: от костра к берегу, и до ста шагов в другую сторону: от костра к ручью.

– Александрос, ты где? – крикнул Гарт в отчаянии. Но не услышал ответа, хотя чувствовал его присутствие ангела рядом.

«Вот! Защитничек! Как болтать-рассусоливать, так пожалуйста, а как помочь – не дозовешься! Еще день-два и задушит меня бронхит».

Гарт разозлился, обул свои птичьи чуни и сказал себе так: «Пока можешь ходить, – ходи. И сейчас же ты, чудо в перьях, пойдешь и проверишь оружие. А потом – на охоту! Пусть суждено твоим косточкам остаться на этом острове, но не скажет о тебе твой сын, что отец его умер раньше смерти».

Охотник воткнул в песок обломок доски-дюймовки, отсчитал двадцать шагов и выстрелил в нее стрелой с «бронебойным» наконечником. Промахнулся. Но со второго раза, стреляя с колена, попал. Стрела не пробила доску, но расколола ее. Годится.

20. На охоте

Утром Гарт выпил последнюю таблетку аспирина, выбрал себе крепкую палку-посох и с тремя стрелами у пояса вышел в направлении триангуляционной вышки. Южный ветер стих, грядет перемена, надо осмотреться.

Оленей он увидел сразу километрах в двух от него. Они двигались от моря вглубь острова по направлению к проливу между островом и материком. Олени всегда идут против ветра, а он поменялся на северо-восточный, или по-местному, на хиус. После южака хиус обязательно наносит туман. И он уже надвигался. Темно-серое облако широким языком пересекало пролив. Выйди Гарт на полчаса позже – не увидел бы оленей. Но увидел, и глаза враз стали зоркими, а ноги – крепкими. Вот и шанс! Может, последний. Гарт отбросил посох и стал скрадывать табунок так, чтобы быть под прямым углом к ветру. Когда накатил туман, он был уже в двухстах метрах от стада и не боялся упустить его из виду. Еще через час он подобрался на сто шагов и стал осторожнее. Кашлял Сашка теперь, зарывшись лицом в мох, и это было тяжело до удушья. Будь у него карабин, уже можно было стрелять без опасения промахнуться, но предстояло подползти на двадцать шагов. А лучше – на десять.

Олень – жвачное животное и не может все время пастись. Треть своего времени он проводит, пережевывая проглоченное ранее, совсем как корова или овца. Для этого важного дела олени ложатся. Правда, редко всем стадом. Обычно одна из старых важенок продолжает пастись и время от времени вскидывает голову, обозревая окрестности.