Екатерина Завершнева - Над морем

Он переживет нас,
Как уже пережил ту женщину,
Которая пела своим сыновьям самую черную,
Самую сладкую колыбельную на свете,
И слепого старика, задремавшего в священной роще,
И его детей, которых неграмотная судьба
Пометила крестиками, словно дома под снос,
И тех двоих, что лежали в склепе,
Счастливые, в погребальных одеждах,
Засыпанные цветами так,
Что нельзя было отыскать глаза
И закрыть их.

Здесь разворачивался алый веер,
Яростный ветер,
Трепал узкие полоски кожи,
Раздирал горячие ладони,
Сросшиеся в молитве,
Пропарывал блестящий шелк,
Топтал любопытных,
Мотал огромной головой,
Утыканной пиками.

Человечек, ушедший по колено в песок,
Распрямлялся в последнем,
Выверенном движении,
Как распрямляется упрямый лук,
Пославший отравленную стрелу.
Время поддело нас на рога,
Но мы успели, успели
Выкрикнуть эти слова,
Ничего, что завтра сюда привезут
Новый песок
И разровняют его
Как ни в чем не бывало.

На этой чертовой площадке
Так ничего и не выросло,
Мы уже не смотрим вверх,
Восхождение требует сил,
Которых у нас не осталось.
Дайте немного побыть здесь,
На солнечной стороне,
Зацепиться за кирпичную кладку
Узловатой лозой,
Прижиться,
Прижаться ладонями дикого винограда
К отвесной стене.

Взявшись за руки,
Стоим на ступенях
Полуразрушенного театра.
Голубые отроги гор,
Звон колокольчиков,
Белые, розовые цикламены.
Пористый известняк пропитан солью трагедий,
Воткни сюда слабое растение,
И оно поднимется как ни в чем ни бывало.

Все повторится,
Несчастный слепой старик
Снова блуждает в роще Эвменид,
На рукаве его платья,
На его сандалиях, в траве,
В вечернем воздухе,
Повсюду маленькие светлячки,
Огоньки, запечатанные в сосудах
Зеленого стекла,
И ни один не замечает
Собственного свечения.

Его дочь,
Замурованная в гробнице,
Поет о птицах, летящих на острова,
Там моя родина, забытая родина,
Мелкое просо в соленой воде,
Каменистые Киклады.
Ее сестра,
Припадая к стене,
Слушает и плачет,
Под обломками старого Арго
Просыпается юный Ясон,
И железные зубы дракона,
Изойдя ржавчиной,
Поднимаются вверх.
Мы растем на камнях,
Зеленеет земля.

Да, все сначала,
И нашим глазам
Нужен горный хрусталь,
Добытый с помощью грубых инструментов,
Заступа и кирки,
Куска белой материи,
Пяти простых красок.
На открытой ладони сцены
Из голубой геологической жилы
Бьет ослепительный свет,
И вот мы растеряны,
Растрепаны,
   распущены плачущей Пенелопой,
И снова схвачены за края полотна
Иглами деловитых швей,
Пронизаны тысячью нитей,
Вплетены словно уток
В основу сурового полотна.

Смертные боги,
Бессмертные люди,
Солнце идет по кругу,
Отражаясь в незрячих глазах —
Эдип, Антигона, Ясон,
И мы вторим как эхо —
Ясон, Антигона, Эдип.

На предметном стекле неизвестного лаборанта
Свежий зеленый срез,
Подсвеченный изнутри голосами, вздохами,
Шепотом жизни в тонких растительных трубочках,
Пульсируя в плотно спаянных клетках,
Она производит незаметную работу
По разделению пустого пространства
На комнаты для всего, что растет.

Гласные и согласные
Словно ласточки и стрижи,
Горловые, свистящие, с раздвоенными хвостами,
Вьются над колокольней;
Вглядывающийся в микроскоп
Слышит, как безымянные музыканты
Разыгрываются в оркестровой яме
В ожидании дирижера.

Он видит в капле воды черные ветки,
Черепичные крыши,
Цветное стекло соборов,
И на кончиках его пальцев
Растет ощущенье струны
И дерева, согретого на груди.

Над огромным телом города-ополченца
Развевается красное полотенце,
И сияют с белой больничной койки
Голубые вены Невы и Мойки.

По проспекту едут пустые санки,
Умирает муха в стеклянной банке,
Он лежит во тьме, и ему не спится,
И на нем холщовая плащаница.

Он уже прозрачней слюды и кварца,
С головой младенца, руками старца,
И глядят с блокадного небосклона
Миллионы глаз, голубых, зеленых.

ты веселый стрелок
с пестрым перышком за ухом
слишком близко
отсюда сходство с человеком
твои глаза мелкие крапинки
куропатка бросила своих птенцов
и ищет в траве пить пить
жажда верный признак