Юлия Мамочева - Душой наизнанку

Лев линяет — вот причина. Ливень плачет. Ты на гать
Поглядела б. Различила, как кричит асфальта гладь
Там, под нею: «Выздоравливай, бабушка!..»
Как под маской: «Выздоравливай, бабушка!..»

Ради звёзд, выздоравливай, бабушка.

Маска листьев — палых, алых — карнавала атрибут.
Чай, Венеция пирует отчаяньем:
На высоких пьедесталах — львы нутро моё скребут,
С каждой крыши листопадят рычанием…

Львы ленивые, злобивые, отравленной
Лавой ливня отлиняли — властно, лиственно…
По Венеции, по русской, неправильной
Расплывается червонная истина.
«Выздоравливай! — кругом. — Выздоравливай!..» —
воет каждый лев
рыком истовым.

Но не лев — тот, кто прав.
Кто, злой нрав поправ
И разбрызгавши сполна ливень палевый,
Воет, небо скребя.
О тебе. Для тебя.
Воет голосом моим: «Выздоравливай!..»

Очервонилось просветом небо низкое.
Нынче, Осень, ты прозрела атеисткою.

Я в последние дни — чересчур о своих проблемах.
В раж вхожу, похвалясь в выраженьях мосластых,
                 бессмысленных,
Точно нищая армия — количеством военнопленных,
Как блатной институтик — числом неповинно
                   отчисленных.

Я в последние дни — зажалелась до кожной ржавчины,
Жалом жалости к пошлой себе выжгла помыслы
                      добрые.
Так что времени жить да писать теперь недостаточно,
Так что нынче нытьё лишь одно ко двору да вовремя.

А ведь хочется снова слова воздвигать, как крепости,
Чтобы пахли стихи изголовною музыкой космоса!..
Наземь рухнуть, сорвавшись с креста повседневной
                    нелепости,
И воскреснуть, раскрывшись глазами доброго
                     помысла.

Я не люблю, чтоб была превышена мера:
Легче просыпаться ситом, чем выспаться сытым,
Ибо кому-то моя разгульная эра —
Точно выходит боком дефис дефицитом.

Пир у меня? Пояс чей-то стянулся туже.
Бьюсь об заклад: коль нашарить случится клад,
Фатум кого-то в отместку посадит в лужу,
Ложью заманит на ложе прокрустово, гад.
Думает Фатум: «Всех осчастливить не сдюжу;
А раскрошусь по грошу — кто же станет богат?»

Негодованье оскалится бездной вопросов:
Всякому по копейке? Вскипает общество!
Мало! Народу неймётся, а только ропщется:
Каждый второй — суфлёр, каждый третий — философ.

Фатум, не мучься; отметил ещё Ломоносов:
Здесь появилось — значит, вон там закончится.

Фат, Ломоносов-то — был посол полномочный:
Старого века, старой северной вотчины.
Был он посол; мы же слабого, друг, посола:
Даже злословить не каждый умеет соло.

Только из общей бочки — нестройным хором —
Бога покличем Чёртом, дарителя — вором
В пику безмерно-мирным переговорам.

Мера должна быть и морю, и миру, и мареву,
Нищенству нищего, барству борзого барина.
Чтоб не солить ни единому слою социума:
Мера — на систолы сердца, на сладость солнца.
Всем по копеечке — просто чтобы не ссориться!

Чтобы всяк на гроше принцессил, как на горошине!
Всем чтобы поровну — порванной в порции жизни!

…
Слушаете до сих пор? Дело в моей харизме,
Как сообщает каждый третий опрошенный.
Что-то я нынче занозлив, и слог мой низмен,
Что-то я в слишком глубоком, пардон, коммунизме —
Всем насулил-то по крошке всего хорошего!
Так не пойдёт, господа. Начинаю сызнова.

По существу, мне порядок сегодняшний нравится:
Был бы я — Фатум, оставил всё так же бы, в принципе:
Умный родился? К чёрту! Дурак — отравится.
Стерва-судьбина? К чёрту! Зато — красавица!

Всё окупается; главное — не торопиться.

Знаете, я вот всюду ищу положительное:
Даже на злых языках — чтоб они отсохли!
Четверть интервьюированных долгожителей —
Это приверженцы славной моей философии.

Стоит её рассмотреть на конкретном примере:
Измождён в универе, издождён до последней нитки,
Я, поглядите, лишь укрепился в вере:
Кто-то в этот же миг, для меня — бледноватый
                    да жидкий,
Присягает на верность румяной разгульной эре.
Представляю — и пытка утратила прелесть пытки.