Юлия Мамочева - Душой наизнанку

Ливень — родитель рун
На поасфальтовых рожицах.
Июнь, передлетье, июнь!
Июнить — в кайф, коли можется.

Марево меряет тюль
На перепрелой улице.
Июль, моё небо, июль —
Июль, покуда июлится!

Тогу август надел —
Царскую, алотканую.
Осени синь: осиянен предел;
Лето, лети, окаянное!

Лето, лети, подлатавши крыло!
Мучаясь, мчишься п о сини…
Люто следочки твои замело
Рыжее платье осени.

Без намека на моду,
вовсе не ей в угоду —
ты спрашивал, рада ль была твоему я приходу
и Новому году,
который тобой откупился,
пожалев ерунды.
Пред тем, как ответить, я долго глядела в воду.
Но дело дудело; желалось словам на свободу…
Читаешь глаза мои, словно бы пару писем;
как шахматный бог, предугадываешь ходы.

И бьюсь
я, как блюдце,
рентгеновским взглядом братца.
Боюсь —
извернуться,
выкрутиться, отовраться.
Чтоб боком
не вышло —
лишь
правду, как перед Богом.
Вопросом насквозь — заторможен мой кровоток.
«Была ли ты рада, когда я решил рождаться?»
Мечтатель — метатель, сестрица —
                мишень для дартса.
«А что с тобой станется, если придётся расстаться?»
Зачем вы сплетаетесь, мысли, в один клубок?

То жжётесь, как жесть
из печи, то подобны вате.
Тебе всего шесть.
Маме кажется: больше, на вид.
Душой не кривить мне — спишь на моей кровати.
Ты спишь, потому что поздно: закат кровит.
Ты спишь и не знаешь, что я поутру уеду.
Ещё до рассвета в родное «не-знаю-куда».
А там — целоваться с развратным ворованным небом,
Холодным и хрупким, как лёд на груди пруда.

Мой милый, мой друже, в разлуку поверишь ты позже.
И, чувствую кожею, станешь скучать. Я тоже.
Но, честно, вернусь. До небесно-древесной проседи,
До первых морозов — да были б они подобрей!
Была ли я рада рождённому брату? Боже,
Сперва — ни на грамм, как себе. А теперь — до дрожи.
И, коли возможно, ты дал бы прожить мне, Господи,
ещё хоть немножечко Лёшиных декабрей.

Время, ощерившись, взяткой пробилось в лекари:
Щедрость-то всякому судну присудит крен,
Коль поколенье коллег, притворяющихся калеками,
Приподняться не сможет с корёженных ложью колен.

Люди, вы только не думайте, будто я лгу!
Я поступала честно, учусь на совесть.
Время ж недугом согнёт и прямую в дугу,
После — залечит, нимало не беспокоясь.
Как большинство докторишек в любом кругу —
Ада ль, общения ль? — краснодипломанных то есть.

Боже, бюджетники! Жабой безбожно задушенным,
Чахнуть вам в анатомии; честным к чему изыски?
Время — Принц де Коррупцио: куцых прельщает
                      кушем,
Райскими кущами или роскошным виски.
С кем-то оно посидело удачно за ужином —
За ночь заочно закончило Медицинский.

Доктор! О док, до которого не достучаться,
Не дозвониться, не докричаться по рации —
Вы, оперируя, мне невзначай пропороли железу
                      счастья,
Жилу железную — лучше бы вам не браться!..
Это у Вам подобных случается часто,
Видно, ввиду недостатка квалификации…

Вам бы пройти, доктор Время, хотя бы практику —
Нет, откупились, одною деньгой единое!
Время, Вы ж пляж превратите с картинки в Арктику,
Темя и томной тьме сединой наблондинивая!

Каждому чёрному оку — седое облако,
Белую бровь — с кровью ран, отболевших ранее…
Всё ведь Вам, Время, что по лбу, что в лоб,
                    что побоку;
Не занемочь бы от Вашенского врачевания!

Долго ль стоять на морозе-то? Вены сжалися —
Холодом, голодом; ветры нутро мне мнут.
Время на правду плюётся и обижается,
Шутку за правду заправский суёт баламут:
Стрелки часов навострили меткие жальица,
Переместились назад; разве мститель сжалится?
И ежечасный автобус со мной разъезжается,
Двинувшись раньше намеченного парой минут.

Словно вора, волка — сворой горестной,
Лай цедя сквозь сито лжетактичности,
Обвиненья гнали меня по лесу,
По чащобам застращённой личности.

Видно, кем-то спьяну напророчена
Мне тоска таскаться меж трясинами!
Бор издёрган, искорчёван корчами;
Силы нет — собраться зверю с силами…