Юлия Мамочева - Отпечатки затертых литер

Лишь только в час, когда заря лесная
Суровый обагряет небосвод,
Красы чудесной дева золотая
Приходит плакать у зеркальных вод —

Она поет о витязе прекрасном
В звенящей предрассветной тишине,
О гибели и славной, и несчастной,
Его постигшей на озёрном дне…

Тех дивных слез красавицы лесной
На водной глади жемчуга сверкают
И звоном еле слышным нарушают
Успопшего безвременный покой…

То нимфа плачет, горько и печально,
С тревожной грустью на рассвете дня,
И голос, невесомый и хрустальный,
Сквозь пелену рассветного огня

Чудесным эхом звонко отдается…
И вдруг — стихает. Снова тишина.
И только в красных небесах смеется
До полночи ушедшая Луна

Да утренней серебряной капели
Прозрачный раздается перелив,
Как позабытый в древности мотив
Лесного духа озорной свирели.

Бурлит необъятное море,
Клокочет седой небосвод
И ветер звенит на просторе
Кипящих неистовых вод.

Сквозь бурю суровую эту,
Сквозь туч грозовую вуаль,
Кораблик несется по свету —
Стремится в лазурную даль…

Бушует лихая стихия,
Чудесные рвет паруса,
А дерзкие волны морские,
В ночные взлетев небеса,

Корабль накрывают лавиной
И тянут на самое дно,
Чтоб стало могилой глубинной
Ему в одночасье оно:

Тогда в бирюзовой пучине
На тихом таинственном дне
Кораблик лежал бы поныне,
Забывшись в безвременном сне.

Ласкало бы только теченье
Льняные его паруса,
Русалочьи лишь голоса
Его б нарушали забвенье…

Но был бы наполнен печалью
Тот жизни лишенный покой:
Кораблику счастье — далекие дали
Да шелест волны под кормой!

Своей красотой безмятежной
Пучина его не влечет:
Простор ему дорог безбрежный
И светом луны белоснежным
Залитый ночной небосвод!..

Грохочет рассерженный гром
И силится тщетно стихия
Зеленые воды морские
Над гордым сомкнуть кораблем…

Пускай беспрестанно скрипит
В порывах неистовой бури
Сосновая мачта; звенит
Над парусом цвета лазури

Ветров беспокойный напев;
Пусть волны кипящие блещут
И, в самое небо взлетев,
Шумят переливом зловещим,

Но шторм, роковой и печальный,
Того не страшит корабля!
Ведь где-то за гладью хрустальной
Родная осталась Земля:

Всем сердцем кораблик стремится
Родимых достичь берегов,
Где ждут его певчие птицы
В тиши благодатной лесов

И милые сердцу рассветы
Сменяют волшебные дни…
Где гордо чернеют они —
Незыблемых гор силуэты…

Коль жизни вечной после гроба нет,
К чему тогда нам ныне жить пристало?
Уж не рождаться лучше бы на свет,
Чем ждать со страхом горького финала!

Но разве Смерть венчает этот путь?
Во славу ей проходит жизнь земная?!
И разве праведник не может посягнуть
На Божий суд и на блаженство рая?

Неужто грешники, которые разбой
Своим считали жизненным призваньем
И вечно шли преступною тропой,
На небе не получат наказанья?!

Ужель закончим мы существовать,
Вступив во твердь отверстую могилы,
Ужель ни Рай, ни Ад нам не дадут познать
Великие божественные силы?

Ужель библейский выдумал Пророк
Чудесное явленье Серафима,
И праведник поднялся на костер
На площади языческого Рима,

И даже смерть мучительная та
Была напрасна? Нет. Душа святая
Страдала за великого Христа,
А после поднялась к воротам Рая…

Так, значит, существует мир иной?
И парадиз, и мрачная геенна…
И, значит, память о душе святой
Спустя века по-прежнему священна…

Дыша прохладой городских небес,
Танцует Осень сольный полонез,
С улыбкой скорби пред лицом разлуки…
Вы вслушайтесь в торжественные звуки:

Здесь нынче роскошь смело правит бал,
Пока далёк безрадостный финал,
Аккордами резвится дождь по крышам,
И высший свет в звенящих нотах слышим!..

Вот, кажется, вступают скрипачи
Под мерный шелест дорогой парчи
И изредка звенит хрусталь бокалов
Ожившим эхом петербургских залов: