Шота Руставели - Витязь в барсовой шкуре

Солнца нет, — зима как в дыме. Я ж с двумя расстался ими.
Так печалями какими полон дух, придя на срыв?
Не страдают только скалы. Я же весь в тоске усталой.
Нож не лечит раны алой, причиняет лишь нарыв».

И до неба восклицая, к Солнцу вопли обращая,
Кличет: «Солнце! Власть живая! Ты, кем светит каждый край,
Ты, в лучах непобедимый возноситель и хвалимый,
Дай мне быть с моей любимой, день мой в ночь не обращай.

Ты, Зуаль, звезда томленья, дай мне слез и дай мученья,
Черной тенью огорченья сердце скорбное закрой.
Грусть пусть ляжет, с грудой груда, точно тяжесть на верблюда.
Но скажи к моей отсюда: «Не покинь его. Он твой».

О, Муштхар, ты правосудный, ты благой судья, хоть трудный,
Так приди же в час мой судный, сердце с сердцем рассуди.
Не теснименя узором, круто свитым приговором.
Не удвой удар, которым я уж ранен ей в груди.

О, Марикх, планета мщенья, ты копьем без сожаленья
Проницай меня, чтоб, рденье крови зная, был я ал.
Как терзаем я скорбями, расскажи, скажи словами,
Чтобы знала, как, ночами, знаешь ты, каким я стал.

Аспироз, звезда леченья, дай немного облегченья.
Я в нещадное горенье ввергнут ею и судьбой.
Ты сияешь прихотливо, и тобой она красива.
Я же, брошенный у срыва, обезумлен здесь тобой.

Отарид, планета знанья, лишь с тобой, через терзанье,
Схож я: с Солнцем нам сиянье и раздельность; ты горишь,
Я горю. В огне вращенья запиши мои мученья.
Вот чернила — слез теченье, вот перо — в росе камыш.

Свет высокий благородства, и с тобой, Луна, есть сходство:
Солнца чуя превосходство, я меняюсь средь пустынь.
То я весел, ярко око, то худею одиноко. Молви ей:
«Не будь жестока. Весь — к тебе он. Не покинь».

Глянь на звезды, есть в них зренье. В Семизвездьи — подтвержденье.
В Отариде, в Солнце — мленье, и Муштхар, Зуаль — в огне.
И тоскуют надо мною Аспироз, Марикх с Луною.
Взят я огненной волною. Без нее пожар во мне».

Молвит к сердцу он: «В кручине не убью себя я ныне,
Ясно, с дьяволом в пустыне побратался. Знаю сам,
Та, чьи косы, та, чьи очи — крылья ворона и ночи,
Ум безумит мой. Но в мочи вынесть боль — путь к счастью нам.

Коль стерплю всех пыток груду, к ней я, к солнечному чуду,
Возвращусь. Не вечно ж буду я стонать. Душа жива».
И запел он светлогласно, хоть сдержать тоску — напрасно.
Так звучала песнь прекрасно — соловей пред ним сова.

Витязь пел. И, слыша пенье, звери, в чаре удивленья,
Приходили. С негой мленья, камни встали из волны.
И дивились, и внимали. Плакал, — плакали в печали.
Песню грустную качали волны, тихие как сны.

Всем живым напевы милы. В песне чара тонкой силы.
Вон морские крокодилы, рыбы, звери без конца.
Птицы ветра как в тумане. И индийцы, персияне,
Руссы, франки, епиптяне, все пришли на зов певца.

Витязь, чувствуя истому, к побережию морскому
Дней уж семьдесят, как к дому, направляет бег коня.
Там вдали, где в пене море, моряки в его просторе.
Кличет он с огнем во взоре: «Кто научит здесь меня?

Кто вы? Это чьи владенья?» Говорят, явив почтенье:
«О, прекрасное виденье. Ты, приятно-странный сон.
Взор твой светлая зарница. Глянем, гаснем, ум темница.
Здесь Турецкая граница. Рядом — царствует Фридон.

Если чувств мы не лишимся, на тебя смотря, потщимся
Дать ответ. Мы здесь гордимся тем, что царь наш — лик чудес.
Смелый, щедрый и могучий, на коне наездник жгучий,
НурадинФридон — горючий свет с далеких нам небес».

Витязь молвит: «Благодать я повстречал здесь с вами, братья.
Он мне нужен. Где искать я должен вашего царя?
Как долга к нему дорога? Укажите, ради бога».
В них пришла ему подмога. Провожают, говоря.

«Это путь в Мульгхазанзари. Там, в своей блестящей чаре
Он, чей меч горит в ударе, чья стрела свистит, летя.
Десять дней пути отсюда. Но, рубиновое чудо,
Кипарисный, ты откуда? Ты сжигаешь нас, блестя».