Шота Руставели - Витязь в барсовой шкуре

За сокровищами всюду я послал, и чудо к чуду,
Принесли сокровищ груду. Да не медлил и жених.
Хваразмийцы прибывают, наши их толпой встречают,
И поля уж не вмещают столько полчищ, —сонмы их.

Царь сказал: «Шатры заране приготовь ты на майдане.
Солнце спит в ночном тумане. И жених пусть отдохнет.
В этом лишь твой труд единый. Без тебя придут дружины.
Здесь сойдутся властелины. Все наступит в свой черед»,

Вот шатры, уют для часа, там из красного атласа,
Юный весел как прикраса, как картина, где весна.
Есть ли грусть в мечтах любовных? Много ходит там сановных.
И в рядах солдаты ровных образуют племена.

Кончив труд свой запоздалый, сонм шатров построив алый,
Я пришел домой усталый, чтоб в постели быть своей.
Спешной раб идет походкой, от Асмат письмо от кроткой.
«Та, чей стан — прямой и четкий, говорит: приди скорей».

Мой ответ на то посланье — в том же миге послушанье.
В лике девы след рыданья. Вопрошаю: «Почему?»
Отвечает: «Не умею быть защитою твоею.
Непрестанно перед нею. Есть смущенье тут уму».

Мы вошли в пределы крова. На подушке, грозно снова,
Там сидит она, сурово смотрит, клонит гибкий стан.
Говорит: «Чего взираешь? Битвы день — ты это знаешь?
Или снова покидаешь? Или вновь в тебе обман?»

Гнев во мне, негодованье. Быстро я, храня молчанье,
Ухожу, и на прощанье, обернувшись, говорю:
«Ныне лик свой явит сила. Храбрость, что ль, во мне остыла,
Чтобы женщина учила, как сражать, что сотворю?»

Я замыслил убиенье. Отдал сотне повеленье:
«Приготовьтесь для сраженья». Был уж ночи поздний час.
Этой ночью схороненный, наш отряд поехал конный.
Через тихий город сонный. И никто не видел нас.

Был набег мой не напрасный. И вступил в шатер я красный.
Расскажу ли вид ужасный я свершенья моего?
С головой своей пробитой, там лежал жених убитый,
Мертвый, с кровью непролитой, хоть кричала кровь его.

Те мгновенья были кратки. Срезал я конец палатки.
И, ворвавшись, без оглядки, ноги спящего схватил.
Головой о столб. В могиле. Те, что двери сторожили,
Дивным воплем возгласили. Конь мой вскок, что было сил.

Целый строй летел за мною. Но покрыт я был бронею.
Меткой бью моей рукою тех, кто гонится во след.
Мчусь, как ветер по равнине. Вот уж я в моей твердыне.
Приходи кто хочет ныне. Я не ранен. Входа нет.

Я послал к моим дружинам весть: «Сижу в гнезде орлином.
Будем в действии едином. Приходите все сюда».
Те, что гналися за мною, ночью шли густой толпою.
Но, признав меня, без бою, отошли. Страшит беда.

В час, как мрак в рассвет сменился, я в наряд мой облачился,
На совет послов явился. Весть царя ко мне пришла.
Так гласило это слово: «Знает бог, что дорогого
Сына я в тебе родного видел. Ныне ж — бремя зла.

Для чего на дом мой чинный пролил крови ток невинной?
Если гнев не беспричинный, жаждал дочери моей, —
Для чего ж скрываться было? Ныне жизнь моя постыла.
Мне б твоя служила сила до конца преклонных дней».

Я послал царю посланье: «Царь! Из бронзы изваянье
Мягче, чем мое дерзанье. В смертных я огнях храним.
Пусть события плачевны. Будь судья, но будь не гневный.
Не ищу руки царевны. Солнцем я клянусь твоим.

Сколько в Индии есть тронов, знаешь ты. И власть законов,
Как вещанье громких звонов, говорит: «Наследник — я.
Край и край, где связь соседства, — знаю это с малолетства,
Чрез тебя мое наследство. Это собственность моя.

Я к твоей взываю чести. Говорю тебе без лести:
Сына нет, есть дочь. Невесте будет мужем и царем
Царь Хваразмша, — мне в замену что ж осталось? Эту стену,
Я, владыка правый, в пену обращу моим мечом.

Камни брошу я на камни. Дочь твоя? Дане нужна мне.
А нужна в удел страна мне. Вторю, Индия — моя.
Каждый, кто мое отнимет, он немедля кару примет.
Меч с земли его поднимет. Умертви. Но прав здесь я».

Весть отправил я с послами. Ум мой полон был углями,
Сумасшедшими огнями неизвестности томим.
Со стены смотрю в равнину. То узнал, что вдруг я стыну.
Но, узнав мою кручину, духом был несокрушим.