Борис Слуцкий - Стихи

Каждый год старея на год, Рожая детей (сыновей, дочерей), Жены становились символами тягот, Статуями нехваток и очередей.

Мои товарищи любили жен. Они вопрошали все чаще и чаще: - Чего ты не женишься? Эх ты, пижон! Что ты понимаешь в семейном счастье?

Мои товарищи не любили жен. Им нравились девушки с молодыми руками, С глазами,

в которые,

раз погружен,

Падаешь,

падаешь,

словно камень.

А я был брезглив (вы, конечно, помните), Но глупых вопросов не задавал. Я просто давал им ключ от комнаты. Они просили, а я - давал.

КАК МОГ

Начну по порядку описывать мир,

Подробно, как будто в старинном учебнике, Учебнике или решебнике, Залистанном до окончательных дыр. Начну не с предмета и метода, как Положено в книгах новейшей эпохи, Рассыплю сперва по-старинному вздохи О том, что не мастер я и не мастак, Но что уговоры друзей и родных Подвигли на переложение это. Пишу, как умею, Кастальский родник Оставив удачнику и поэту. Но прежде, чем карандаши очиню, Письмо-посвящение я сочиню, Поскольку когда же и где же видели Старинную книгу без покровителя? Не к здравому смыслу, сухому рассудку, А к разуму я обращусь и уму. И всюду к словам пририсую рисунки, А схемы и чертежи - ни к чему. И если бумаги мне хватит

и бог Поможет,

и если позволят года мне, Дострою свой дом

до последнего камня И скромно закончу словами:

"Как мог".

x x x

И положительный герой, И отрицательный подлец Раздуй обоих их горой Мне надоели наконец.

Хочу описывать зверей, Хочу живописать дубы, Не ведать и не знать дабы, Еврей сей дуб иль не еврей,

Он прогрессист иль идиот, Космополит иль патриот, По директивам он растет Или к свободе всех зовет.

Зверь это зверь. Дверь это дверь. Длину и ширину измерь, Потом хоть десять раз проверь И все равно: дверь - это дверь.

А - человек? Хоть мерь, хоть весь, Хоть сто анкет с него пиши, Казалось, здесь он. Нет, не здесь. Был здесь и нету ни души.

x x x

Человечество делится на две команды. На команду "смирно" И команду "вольно". Никакие судьи и военкоматы, Никакие четырехлетние войны Не перегонят меня, не перебросят Из команды вольных В команду смирных. Уже пробивается третья проседь И молодость подорвалась на минах, А я, как прежде, отставил ногу И вольно, словно в юные годы, Требую у жизни совсем немного Только свободы.

x x x

В свободное от работы время Желаю читать то, что желаю, А то, что не желаю, - не буду. Свобода чтения - в нашем возрасте Самая лучшая свобода. Она важнее свободы собраний, Необходимой для молодежи, И свободы шествий, Необходимой для променада, И даже свободы мысли, Которую все равно не отнимешь У всех, кто

способен мыслить.

x x x

Потомки разберутся, но потомкам Придется, как студентам - по потокам Сперва разбиться,

после - расстараться, Чтоб разобраться.

Потомки по потокам разобьются, Внимательны, умны, неотвратимы, Потрудятся, но все же разберутся Во всем, что мы наворотили.

Давайте же темнить, мутить и путать, Концы давайте в воду прятать, Чтоб им потеть, покудова распутать, Не сразу взлезть, Сначала падать. Давайте будем, будем, будем Все, что не нужно или же не надо. И ни за что не будем, нет, не будем Все то, что нужно, правильно и надо.

x x x

Завяжи меня узелком на платке. Подержи меня в крепкой руке. Положи меня в темь, в тишину и в тень, На худой конец и про черный день, Я - ржавый гвоздь, что идет на гроба. Я сгожусь судьбине, а не судьбе. Покуда обильны твои хлеба, Зачем я тебе?

ПРОЗАИКИ

Артему Веселому,

Исааку Бабелю,

Ивану Катаеву,

Александру Лебеденко

Когда русская проза пошла в лагеря в землекопы, а кто половчей - в лекаря, в дровосеки, а кто потолковей - в актеры, в парикмахеры или в шоферы,

вы немедля забыли свое ремесло: прозой разве утешишься в горе? Словно утлые щепки, вас влекло и несло, вас качало поэзии море.

По утрам, до поверки, смирны и тихи, вы на нарах слагали стихи. От бескормиц, как палки, тощи и сухи, вы на марше творили стихи. Из любой чепухи вы лепили стихи.

Весь барак, ках дурак, бормотал, подбирал рифму к рифме и строчку к строке. То начальство стихом до костей пробирал, то стремился излиться в тоске.

Ямб рождался из мерного боя лопат, словно уголь, он в шахтах копался, точно так же на фронте из шага солдат он рождался и в строфы слагался.

А хорей вам за сахар заказывал вор, чтобы песня была потягучей, чтобы длинной была, как ночной разговор, как Печора и Лена - тягучей.

А поэты вам в этом помочь не могли, потому что поэты до шахт не дошли.