Борис Слуцкий - Стихи

ЛОШАДИ В ОКЕАНЕ

И.Эренбургу

Лошади умеют плавать. Но - нехорошо. Недалеко.

"Глория" по-русски значит "Слава", Это вам запомнится легко.

Шел корабль, своим названьем гордый, Океан старался превозмочь.

В трюме, добрыми мотая мордами, Тыща лошадей топталась день и ночь.

Тыща лошадей! Подков четыре тыщи! Счастья все ж они не принесли.

Мина кораблю пробила днище Далеко-далёко от земли.

Люди сели в лодки, в шлюпки влезли. Лошади поплыли просто так.

Что ж им было делать, бедным, если Нету мест на лодках и плотах?

Плыл по океану рыжий остров. В море в синем остров плыл гнедой.

И сперва казалось - плавать просто, Океан казался им рекой.

Но не видно у реки той края. На исходе лошадиных сил

Вдруг заржали кони, возражая Тем, кто в океане их топил.

Кони шли на дно и ржали, ржали, Все на дно покуда не пошли.

Вот и все. А все-таки мне жаль их Рыжих, не увидевших земли.

ЗООПАРК НОЧЬЮ

Зоопарк, зверосад, а по правде - так зверотюрьма, В полумраке луны показал мне свои терема. Остров львиного рыка В океане трамвайного рева Трепыхался, как рыбка На песке у сапог рыболова. И глухое сочувствие тихо во мне подымалось: Величавость слонов, и печальная птичья малость,

И олень, и тюлень, и любое другое зверье Задевали и трогали Сердце мое. В каждой клетке - глаза Словно с углями ящик... Но проходят часы, И все меньше горящих, Потухает и гаснет в звериных глазах, И несчастье Спускается на тормозах... Вот крылами накрыла орленка орлица,

Просто крыльями, Просто птенца, Просто птица. Львица видит пустыню в печальном и спутанном сне. Белке снится, что стынет Она на таежной сосне. И старинное слово: "Свобода!" И древнее: "Воля!" Мне запомнились снова И снова задели до боли.

ГОВОРИТ ФОМА

Сегодня я ничему не верю: Глазам - не верю. Ушам - не верю. Пощупаю - тогда, пожалуй, поверю, Если на ощупь - все без обмана.

Мне вспоминаются хмурые немцы, Печальные пленные 45-го года, Стоявшие - руки по швам - на допросе. Я спрашиваю - они отвечают.

- Вы верите Гитлеру? - Нет, не верю. - Вы верите Герингу? - Нет, не верю. - Вы верите Геббельсу? - О, пропаганда! - А мне вы верите? - Минута молчанья. - Господин комиссар, я вам не верю. Все пропаганда. Весь мир - пропаганда.

Если бы я превратился в ребенка, Снова учился в начальной школе, И мне бы сказали такое: Волга впадает в Каспийское море! Я бы, конечно, поверил. Но прежде Нашел бы эту самую Волку, Спустился бы вниз по течению к морю, Умылся его водой мутноватой И только тогда бы, пожалуй, поверил.

Лошади едят овес и сено! Ложь! Зимой 33-го года Я жил на тощей, как жердь, Украине. Лошади ели сначала солому, Потому - худые соломенные крыши, Потом их гнали в Харьков на свалку. Я лично видел своими глазами Суровых, серьезных, почти что важных Гнедых, караковых и буланых, Молча, неспешно бродивших по свалке. Они ходили, потом стояли, А после падали и долго лежали, Умирали лошади не сразу... Лошади едят овес и сено! Нет! Неверно! Ложь, пропаганда. Все - пропаганда. Весь мир - пропаганда.

БОЛЕЗНЬ

Досрочная ранняя старость, Похожая на пораженье, А кроме того - на усталость. А также - на отраженье Лица

в сероватой луже, В измытой водице ванной: Все звуки становятся глуше, Все краски темнеют и вянут.

Куриные вялые крылья Мотаются за спиною. Все роли мои - вторые! Являются передо мною.

Мелькают, а мне - не стыдно. А мне - все равно, все едино. И слышно, как волосы стынут И застывают в седины.

Я выдохся. Я - как город, Открывший врагу ворота. А был я - юный и гордый Солдат своего народа.

Теперь я лежу на диване. Теперь я хожу на вдуванья. А мне - приказы давали. Потом - ордена давали.

Все, как ладонью, прикрыто Сплошной головною болью Разбито мое корыто. Сижу у него сам с собою. Так вот она, середина Жизни. Возраст успеха. А мне - все равно. Все едино. А мне - наплевать. Не к спеху.

Забыл, как спускаться с лестниц. Не открываю ставен. Как в комнате, Я в болезни Кровать и стол поставил. И ходят в квартиру нашу Дамы второго разряда, И я сочиняю кашу Из пшенного концентрата. И я не читаю газеты, А книги - до середины. Но мне наплевать на это. Мне все равно. Все едино.

М.В. КУЛЬЧИЦКИЙ

Одни верны России

потому-то, Другие же верны ей

оттого-то, А он - не думал, как и почему. Она - его поденная работа. Она - его хорошая минута. Она была отечеством ему.

Его кормили.

Но кормили - плохо. Его хвалили.

Но хвалили - тихо. Ему давали славу.

Но - едва. Но с первого мальчишеского вздоха До смертного

обдуманного

крика Поэт искал