Тамара Величковская - Цветок и камень

Под мостом же, где стальные скрепы,
Где темно и холодно слегка,
Слышен крыльев легковейный трепет,
Или воркованье голубка.

Проходя за голубей боюсь я,
Ведь когда проходят поезда
Каждый раз среди железных брусьев
Вздрагивают прутики гнезда…

Под железный непрерывный грохот
И не глядя, как горит звезда,
Голубям и целоваться плохо
И не свить им прочного гнезда.

Всей музыки взволнованное море
Он властно держит в колдовских руках,
А перед ним и новые просторы
И небывалый песенный размах.

Закрыв глаза, он видит партитуры
И все сплетенья музыкальных фраз,
Ему подвластны флейт фиоритуры
И скрипок патетический рассказ.

Удары сердца мерные, глухие
В биенье ритма переходят вдруг
И музыки великая стихия
Волнами звуков плещется вокруг.

Он вызывает шквалы, бури, грозы,
Смычки, взлетая, рвутся вон из рук.
Мелодия прекрасным maestoso
Свой музыкальный завершает круг.

Внезапный ветер овладел смычками,
Заставил партитуры шелестеть,
Обрушился аккорда тяжкий камень,
Но скрипки снова начинают петь.

Рванулась песня словно на качелях
И радость бьет во все колокола,
Торжественно поют виолончели
И раскаляют сердце до бела…

А он один, прекрасен и верховен,
Он заклинаем требует, зовет…
И смертный сон преодолев Бетховен
Опять страдает, любит и живет.

Расходится завеса тишины
И музыка, свободная, как чудо,
Является неведомо откуда
Дорогой нарастающей волны.
Идут минуты… Может быть, года…
Но каждый звук — сияющий предтеча.
И в каждом звуке — ожиданье встречи,
Которой не бывает никогда.
Последний звук теряется во мгле.
Приходит безнадежное молчанье…
О музыка! Ты сдержишь обещанье.
Но не на этой, — на другой Земле.

Поет вода родника,
Сбегает, спеша, с горы
И стынет в воде рука
Даже во время жары.
Я тоже всегда пою
При виде горных вершин,
Когда под эту струю
Иду подставить кувшин.
Пока не течет вода
В замшелый савойский сруб
Я вижу в воде всегда
Улыбку счастливых губ,
Как будто Дух родника,
Что в этой воде живет,
Похож на меня слегка
И вместе со мной поет.

Все живое на земле стенает.
Шум и грохот неживых машин
Заглушает музыку. Кто знает
В наше время музыку вершин?..

Но чтоб нам напоминать о Свете
Небо посылает с высоты
Ангелов. Земная их примета
Музыка и отблеск чистоты.

Я такого ангела встречала,
Он об ангельстве своем забыл,
Но над ним порой я замечала
Легкий шелест невесомых крыл.

Словно что-то колебало воздух
Силою незримой, но живой,
Словно небо в бесконечных звездах
Открывалось вдруг над головой…

Почему-то слышала стихи я
Каждый раз когда бывала с ним.
Музыка была его стихией,
Как бы образовывала нимб…

Ангелу не место в мире этом,
Ведь земное — только тлен и прах.
Ангел стал сиянием и светом
И звучанием в иных мирах.

Южный день, морское побережье,
Солнечное острое блистанье…
Все другое, — но страданья те же
И все та же боль воспоминанья.
Было… Было… Душу просверлило
Это слово. «Было» и «навеки».
Жили-были, верили, любили,
А теперь на Вавилонских реках…
А теперь — докучные соседи,
Гневно скомканный листок бумажный,
Разговор о картах и обеде,
О болезнях, о таком неважном…
Потому что важно только это,
То, что в муке прорастает словом,
Что мелькает с быстротою света
Над цветеньем кактуса лиловым
Музыкой… Но грудь почти не дышит.
Музыка — немыслимое чудо,
Та, которой на земле не слышат,
Но, едва услышав — не забудут.
Слово к слову, в строгом сочетанье,
Ощупью, со страхом, осторожно…
Как постичь внезапное блистанье
Музыки, с которой невозможно,
Без которой невозможно тоже,
Задыхаясь ночью на постели…
Ночью в парке голубые ели
На суровых иноков похожи…
Мрак. Провал. И вдруг — прорыв в сиянье
К музыке с бессмертными словами…