Максим Богданович - Белорусские поэты (XIX - начала XX века)

Те, что в холодных сердцах любви ни к кому не имеют,
Нам говорят, что они мир весь хотят полюбить.
Вот где сердец широта! В них каждому место найдется!
Только я в сердце таком места не стал бы искать.
Скажут они, что работают сразу для целого мира,—
Где же народ на земле, пользу имевший от них?
Пусть только каждый распашет свое неширокое поле,
И зацветет вся земля цветом прекрасным везде.
Каждый трудится пускай только хоть для родного народа, —
И все народы земли счастливы будут тогда.

На реке вавилонской — и я там сидел,
На разбитую арфу угрюмо глядел.
Вавилоняне вкруг издевались толпой:
«Что-нибудь про Сион, про Фавор нам запой!»
— «Про Сион? Про Фавор? Их уж слава в былом:
На Фаворе — пустыня, в Сионе — разгром!
Нет, иную я песню для вас изберу:
Я родился рабом и рабом я умру.
Появился на свет я под свист батогов,
Вырос в рабской семье, средь отчизны врагов.
С детства я приучился бояться господ
И с улыбкой смотреть, как томят мой народ.
Мой учитель был пес, что на лапки встает
И что лижет ту руку, которая бьет.
Пусть возрос я, как кедр, что венчает Ливан,
Но душа моя — словно ползучий бурьян.
Пусть я пут не носил на руках, на ногах,
Но ношу в своих нервах невольничий страх.
Пусть мечтой о свободе душа пожила б,
Но ведь кровью я — раб! Но ведь мозгом я — раб!
Вавилонские жены! Лицо наклоня,
Проходите скорей, не взглянув на меня,
Чтоб не пало проклятье мое на ваш плод,
Не пришлось бы рабом наделить нам народ.
Вавилонские девы! Держитесь вдали,
Чтобы тронуться ваши сердца не могли
И чтоб тяжкая вам не судила судьба
Повторять про себя: „Полюбила раба“».

Пальмы гордые и лавры,
Кипарисы до небес,
Океан цветов роскошных,
Померанцев дивный лес.
Я шатаюсь, опьяненный
Ароматною весной.
Вдруг смотрю — в тени под пальмой
Колосок простой ржаной.
«Гэй, земляче! — шепчет колос,
Наклоняясь тяжело, —
Раю этому мы чужды,
Что ж сюда нас занесло?»

Теплый гром. Цветя, черешня
Пьет медвяную росу…
Я поднял листок иссохший
И, задумавшись, несу.

Всё свежеет. В громе бури
Обновилася земля…
Ведь навеки омертвела
Только ты, душа моя.

Святую тайну глубь моей души скрывает,—
В ней вечная любовь оттиснула печать.
Но, мучась без надежд, я принужден молчать:
Виновница любви о ней совсем не знает.
Увы! Она меня всегда не замечает,
И, рядом с ней идя, я одинок опять…
Так дни мои пройдут… Но ничего мне дать —
Не смевшему просить — она не пожелает.

Ее господь создал и нежной и не злой.
И всё ж, не слушая слов страсти за собой,
Рассеянно она пойдет тропой своею
И, строго чистая, невинная, шепнет,
Читая этот мой сонет, весь полный ею:
«Кто ж эта женщина?» И, знаю, не поймет.