Регина Наумова - Ты спросил, что такое есть Русь…

Наудачу приехав к тебе;
Ты прости: той, что знал дух, — не встретил…
Грусть, тоску подарив в ноябре,
Ты останешься болью в поэте.

И куда б мне идти ни пришлось,
Ты со мною, любимая, будешь.
Я с твоих распрекрасных волос
Смою грязь — и о ней ты забудешь!

Жребий — из «новой» России уехать.
Грязь, что от ельцинских волн, глубока —
Не разгрести. Нуворишам — потеха…
Скована жизнь, как зимою река.

В детях и то не сияют улыбки.
Оттепель вёснами больше не жди.
Ночь простою у рябиновой зыбки —
Нежность найдёшь лишь в древесной груди.

Что же мне ветер споёт на прощанье?
Дух его русский сквозной сберегу.
Речь сохраню я, даю обещанье,
Буду приют ей искать… где смогу.

Кто даст свободною доброй быть птицей
В этом расхристанном сером краю?
Сердце стучит, просолились ресницы —
Землю родную до боли люблю.

Слышишь, родная, лечу в неизвестность
С пеньем над стужею русских дорог.
Знаю, во снах буду видеть окрестность,
С тонкой рябинушкою уголок.

Часто она проявляла участье
И ободряла, коль выбьюсь из сил,
Птицам, как я, была отблеском счастья,
Снег коли сыпал иль дождь моросил…

В Мексике нет ни берёз, ни рябины,
Их сарафанной красы и кудрей…
До возвращенья к ним сердце Регины
Будет рябиновых ягод горчей.

Волны, будто знаками вопросов,
До меня тянулись неспроста.
Пеликаны, чайки, альбатросы…
Закрывали к небу ворота.

Тяжело молчал песок прибрежный.
Крабы рыли норки пред ногой.
Океан дыханием мятежным
Обострял душевный непокой.

На скалу взойдя, под небом низким,
В пенных брызгах, с сердцем во хмелю,
С ощущением стихии близкой,
Я кричала: всё равно люблю!

И мой дух до самой ночи звёздной
Был со страхом в гибельной борьбе…
Восторгалась той забавой грозной
Песнь души, таившая в себе

Те же стоны, что разносит ветер,
Отчего ему мне сил не дать?
Ветер люб мне больше всех на свете,
Славно вместе с ним стихи слагать.

Как жемчуг, слова нанижу я
На лесу раздумий своих;
О русский язык, аллилуйя,
Хотел бы пропеть тебе стих.

Попробуй с ритмических линий
До нынешних душ доскакать,
В мозгах поприбавить извилин,
В сердцах возродить благодать…

Язык наш, живи в прежней силе:
Державен, остёр и пригож…
Чтоб недруги не погубили,
Ведь ждут, как с коня упадёшь.

С жестокостью ныне предельной
Свершат недозволенный суд.
Подонки в наш век «передельный»
Предали речь предков, их труд…

С душой, что в тоске и тревоге,
В надежде брожу по домам,
Но путник я там одинокий,
Не рад люд забытым томам.

А я представляю пирушки,
Где слог восхищал красотой.
Строкам поклонялся наш Пушкин,
Стихами горел, как хмельной.

Язык пах то духом кабацким,
То степью с лихим ямщиком,
То чем-то надушенным… штатским… —
Лучиной, лебяжьим пером,

Чернильным пером, авторучкой…
Писали всем тем, чем могли,
Спасая от злых недоучек
Язык — гордость русской земли!

В войну — тяжело, но наш «Тёркин»
Нёс юмор — настрой боевой,
В кровавой вошёл гимнастёрке
В Германию с речью родной.

Враг, знай же, всегда исчезали
Владыки аж, их атташе…
И все, кто когда посягали
На русскую святость в душе,

А ты её суть, речь родная!

Там имя Грея носит капитан.
Там душам шлют спасательные шлюпки.
Бегущая там некто по волнам,
Несущая весть доброю голубкой…

Кто вырастал из гриновских времён,
Как из коротких и простых штанишек,
Тот в алые шелка навек влюблён,
И сердце в том девчонок и мальчишек.

Нездешний зов тропических лесов,
Лагун, пещер, ну и морей, конечно,
Доносится из сказочных тех снов
Нетленным душам в нашем пошлом здешнем.

Присутствуя в отсутствие того,
Что несказанно дорого так было,
Зову в жизнь нашу Грина самого,
Чтоб с ним душа без фальши говорила.