Александр Артёмов - Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне

В незапамятное утро
Я услышал хор пернатых
За отрогами Урала,
Где весною птичий слет.
Золотыми косяками
Шел сазан на перекатах,
Дед с тяжелого баркаса
В речке ставил перемет.

Он сказал мне: «Оставайся,
Дорогой товарищ, с нами.
У земли пшеницы хватит,
Рыбой хвалится вода.
Край наш светлый и богатый,
Корабли плывут по Каме…»
Я послушал и остался,
Но солгал, что навсегда.

Поселился на рыбалке,
Рыбакам чинил мережи,
С фонарями на баркасах
В устье Камы выезжал.
Белозубые пермячки
На меня глядели строже,
Если я их на гулянке
Невниманьем обижал.

Но под осень, в душный август,
Я ушел с плотовщиками
Из зеленого затона
На шумливый нижний плес.
Вышли девушки на пристань
И махали мне платками,
Их печальные улыбки
Я под Астрахань увез.

Так я странствовал всё лето
По колхозам и станицам,
И везде гостеприимно
Открывали двери мне.
В городах меня встречали
Улыбавшиеся лица,
И не мог я стать бродягой
В нашей солнечной стране.

Побывал на Черноморье,
Видел город на Сураме,
Дагестанские селенья
И Донбасса рудники.
И везде мне говорили:
«Поживи, товарищ, с нами»,—
Я повсюду знал пожатье
Крепкой дружеской руки.

И когда настало время
Мне к пенатам возвращаться,
Я не знал: куда же ехать
С этих розовых полей?..
Люди все меня встречали,
Как друзья и домочадцы,
И везде я видел счастье
Славной Родины своей.

Лучшего коня под ним убили
В это утро горькое и злое.
Ярость битвы встала кучей пыли
Над холодной черствою землею.
Каменные ядра на поляну
Сыпались, как спелые орехи,
И от крови, вытекшей из раны,
У бойца заржавели доспехи.
Враг ворвался в дом к его невесте,
Надругался над своей добычей,
И боец не смог убить на месте
Хищника, как требует обычай.
Стал он ветра зимнего суровей,
Зубы сжал, чернея от бессилья,
Поднял руки, смоченные кровью,
Как орел пораненные крылья.
Промолчал, охваченный печалью,—
Воин этот никогда не плакал,
Уж скорей бы камни зарыдали
Иль запел бы бронзовый оракул.
Но когда пронзили сердце брата
Восемь стрел с багровым опереньем,
Он заплакал от такой утраты
И упал на стойбище оленьем.
Ни ветра, ни северные грозы
Не касались этих мест поныне,
Лишь печали мужественной слезы
Тронули бесплодную пустыню.
Разлилось по высохшему краю
Скорби разгоревшееся пламя,
И проснулась почва, прорастая
Жесткими лиловыми цветами.
И сказал боец дружине: «Верю,
Что цветет пустыня в знак расплаты!..»
И шуршал на поле битвы вереск,
Отливая кровью в час заката.
Враг метался, вытоптав посевы,
Подымал дикорастущий вереск
Грозный стяг возмездия и гнева.
Так, цветами го́ря пламенея,
Поле брани стало полем чести,
Потому что в мире нет страшнее
Слез бойца, взывающих о мести.

Я нашел на улице подкову
И повесил дома на стене.
В этом смысла нету никакого,
Просто так понадобилось мне.

Но порой рассказывают ярко
О делах давно минувших лет
Серый камень, раковина, марка
И пригоршня бронзовых монет.

Серым камнем высекали пламя,
В раковине слышен гул морей,
А за деньги, стертые веками,
Шкуры продавал гиперборей.

Так и речь рождается. По слову
Соберешь — и мыслям нет конца…
Я ударю об стену подкову —
И услышу песню кузнеца…

В картине были воздух и пространство,
А в легких клокотала пустота.
Он отдал всё — любовь и постоянство —
Куску одушевленного холста.

Другой шел в бой, не кланяясь шрапнели,
Брал города, одетые в бетон,
И гордые полотнища знамен,
Пред ним склонясь, покорно шелестели.

Они погибли оба на рассвете:
Один в своей постели, а другой
На поле битвы умер, как герой.

И к их могилам подходили дети,
И бились одинаково сердца
Над прахом живописца и бойца.

Застыли морские просторы,
И сумрак над Балтикой лег,
Погасли маяки и створы,
Для флота не стало дорог.
Суровы слова командира,—
Коль нужно, то, значит, пройдем,
Докажем, товарищи, миру,
Что можно проплыть подо льдом.
Припев:
О тех, что в боях победили
И пламя, и лед, и туман,
Про эти достойные были
Пой, краснофлотский баян.