Демьян Бедный - Том 1. Стихотворения 1908-1917

   На фабрике – отрава,
На улице – расправа.
   И там свинец и тут свинец…
      Один конец!

Какой-то филантроп, увидевши с крыльца
Изнеможенного оборвыша-мальца,
   Лежащего средь цветника врастяжку,
Воскликнул: «Жалко мне, дружок, измятых роз,
   Но больше жаль тебя, бедняжку.
Скажи, зачем ты здесь?»
         «Ах, – отвечал сквозь слез
Малютка голосом, исполненным страданья, –
Я третий день… без пропитанья!..
      И здесь я рву…
      И ем… траву!»
«Траву? – вскричал добряк, разжалобившись пуще. –
Так обойди же дом и поищи во рву:
Там ты найдешь траву куда погуще!»

«Биржевка» в страхе нам намедни рассказала,
                   Что в Думу-де змея вползла.
Взаправду ли вползла? Иль, может быть, из зала
                    Обратно уползла,
                    Успев наделать зла?
Кто с буйным Марковым шипел все время рядом?
Кто Пуришкевичу любезно плешь обвил?
Кто клеветническим своим змеиным ядом
                   Недавно нас травил?
К чему одной змее дивиться, точно чуду,
И лживо вопиять: к добру она иль к худу?
                  Ни к худу, ни к добру.
О, сколько их еще, злых, сытых и надменных,
Людей по внешности, но гадов несомненных
                    По их змеиному нутру!

   «Ко-ко-ко-ко!»
      «Ко-ко-ко-ко?»
«Уж солнце вона – высоко,
А ты, никак, все спишь, касатка? –
   Хохлатке молвила хохлатка. –
Ты чем же ночью-то так занята была?»
   «Ох, мать, я вправду не спала.
Лягушки – сгинь они! – всю ночь без промежутка
Вопили так, что слушать было жутко:
   Ква-ква! Ква-ква! Ква-ква!
Уж я на чердаке не находила места.
От шуму стала так кружиться голова,
   Что я, поверишь ли, едва
   Не кувыркнулася с насеста».
«Ась? – на хохлаток тут накинулся петух. –
   О чем вы шепчетеся, дуры?»
   На крик сбежалися все куры,
А через час гулял по всей деревне слух:
   Мол, про лягушек вызнал кто-то,
Что ночью был у них галдеж совсем не зря, –
Лягушки задали банкет на все болото
   В честь своего царя:
Вернулся аист к ним вчера из-за границы.
   И вот с пустяшной небылицы
   У кур поднялся кавардак:
   «Куд-куд-кудак!»
   «Куд-куд-кудак!»
   «Ведь, как-никак,
   Мы всё же птицы!
А что за жизнь у нас? Лягушка – эка фря! –
   И та царем своим гордится.
Так после этого нам, курам, без царя
   Быть и подавно не годится!»
     «Что „не годится“ – просто срам!»
       «Мы – не народ, а сброд!»
         «Мы – стадо!»
       Пошел средь кур по всем дворам
         Такой трарам,
   Что просто страх: царя им надо!
   Царя! Легко сказать, да потрудней найти.
   Куда с поклонами идти?
   С кем заводить переговоры?
   Средь петухов пошли раздоры,
   Ожесточились петухи:
   Ни капли общего доверья.
   Из-за малейшей чепухи
   Лилася кровь, летели перья.
   «Злодей!»
   «Плутяга!»
      «Вор!»
         «Подлец!»
   Каких тут не было словец?!
   Но, притомившись долгим спором,
   Бойцы смирились, наконец,
   И, столковавшись, общим хором
   Себе наметили царька –
      Хорька.
   «То ничего, что мал он с виду, –
   А как силён и как зубаст!»
   «Уж он подвластных кур в обиду,
   Конечно, никому не даст!»
«Все об уме его слыхали отзыв лестный?»
«Мудрец известный!»
«Он даст законы нам, распределит права,
Искоренит вконец раздоры, своевольство!»
Тут куры, времени не тратя на слова,
К хорьку почетное отправили посольство.
«Отец наш! – пред хорьком, волненье поборов,
   Толпа послов заголосила. –
   Ты нам прибежище и сила,
   Защита наша и покров!
Владыка, не отринь куриного моленья,
Да благостью твоей мы токи слез утрем!
О, согласись принять от нас бразды правленья!
Взойди на новый трон и будь у нас царем!»
«Да будет так! – сказал хорек с приметной дрожью,
Припомнивши насест куриный и чердак. –
Гнет власти я готов понесть во славу божью.
      Да будет так!
   Ни хищный зверь, ни злая птица
   Вам не опасны с этих пор:
Мной будет прогнана от ваших гнезд лисица
И будет ястребу жестокий дан отпор.
Всяк, вас обидевший, останется в ответе.
Пусть зернышко у вас утащит воробей,
И для него – клянусь, господь меня убей! –
День этот будет днем… последним днем на свете!
Я – меч народный! Я…»
          Ну, словом, наш хорек
Нахваливал себя и вдоль и поперек.
Вступив же на престол, на ласки не скупился,
Нрав кроткий проявлял на деле и словах,
Пока… пока в своих владетельных правах
       Совсем не укрепился.
Вот тут-то и пришла для подданных беда:
Минуты не могли провесть они в покое.
   Являясь к курам для суда,
   Их повелитель иногда
Изволил проявлять усердие такое,
Что утром, уходя с виновного двора,
Не оставлял в живых ни одного пера!
   Так – не прошло еще полгода,
   Как обнаружилось зимой,
   Что от куриного народа,
   От стариков и от приплода,
   Осталось… боже, боже мой!
Те, что осталися, бранились: «Пёвни, пёвни!
   Метлою гнать вас из деревни!
   Кого избрали вы в цари,
   Холера всех вас побери!
Откуда нам теперь спасенья ждать? Откуда?
   Просить у неба, что ли, чуда?
   Ну, так идем тогда к попу».
Но поп, узнав, с чего пошла у кур тревога:
«О род мятущийся! – прикрикнул на толпу. –
Несть власти, аще не от бога!
   Как ваша участь ни горька,
   Не ополчайтесь на хорька!»
   Обескуражены, понуры,
   Бранились крепко петухи:
   «С таким попом одни грехи!»
   И порешили снова куры
   В собранье тайном на току:
   «Идем к Вавиле – мужику!
   С Вавилой всякое бывало,
   Изведал горюшка немало
   Мужик строптивый на веку.
   Авось поможет нам советом!»
   Помог мужик. Но как? Об этом
   Я рассказать вам все могу
   Лишь в тесном дружеском кругу
   И то – под дьявольским секретом.