Верный друг наш, он вдвойне
Нам дороже на войне
Зимней да морозной.
До чего ж охота мне
Городской вскричать родне
И родне колхозной:
Марья, Дарья, Митрофан,
Сашенька с Феклушей,
Епифан и Селифан,
Тетя Феня, слушай,
Слушай, дядя Ферапонт:
Шлите валенки на фронт!
Шлите срочно, дружно!
Это – то, что нужно!
Вот до чего дошли фашистские бандиты:
Они дают своим собакам имена.
А человеку русскому – гляди ты! –
Иная в их глазах цена:
Покамест он от мук и голода не помер,
Фашисты на него навешивают номер!
Не человек он вроде, нет,
А вещь, хозяйственный предмет –
Последнего к тому же сорта.
Жалеть его – какого черта!
Пускай работает в мороз полунагим.
Начнет дерзить? Фашист убьет его бессудно
И «номер» выбывший – все это так не трудно! –
Заменит «номером» другим.
Фашистских извергов мы привлечем к ответу.
Но как нам их карать? За все их за дела
Любая кара им мала.
Их преступленьям – меры нету!
Фашистские «искусствоведы» *
«Трофейной» бандой Риббентропа
Была ограблена Европа,
Ее музеи и дворцы.
Набравшись опыта, фашистские злодеи
Пустились оголять советские музеи.
Картины, статуи, колонны, изразцы,
Культурных ценностей редчайших образцы –
Все, что копили наши деды,
Что завещали нам отцы,
В местах, где временной добился враг победы,
Фашистские «искусствоведы»
Разворовали, подлецы.
Среди фарфоровой посуды, тонкой, ломкой,
Средь древней утвари, средь драгоценных ваз
Они плясали дикий пляс,
Орудуя ножом и фомкой.
Чего не увезли с собой,
То превратили в лом и в бой.
Но близок грозный час расплаты –
За разоренные старинные палаты,
За каждый наш музей, дворец культуры, храм
Придется воем выть, попавши в наши руки,
Организованным ворам,
«Профессорам и докторам»
Фашистской подлой «грабь-науки», –
И первым пред судом свой воровской ответ
Даст Риббентроп-«искусствовед»!
Легенды сложатся о нем! *
Он пал. Но честь его – жива.
Герою высшая награда –
Под именем его – слова:
Он был защитник Сталинграда!
В разгаре танковых атак
Пал краснофлотец Паникак.
Им – до последнего- патрона –
Держалась крепко оборона.
Но не под стать морской братве
Врагу показывать затылки.
Уж нет гранат. Остались две
С горючей жидкостью бутылки.
Герой-боец схвдтил одну:
«В передний танк ее метну!»
Исполненный отваги пылкой,
Стоял он с поднятой бутылкой:
«Раз, два… Не промахнусь небось!»
Вдруг пулей в этот миг насквозь
Бутылку с жидкостью пробило!
Героя пламя охватило,
Но, ставши факелом живым,
Не пал он духом боевым,
Не дрогнул волею могучей.
С презреньем к боли острой, жгучей,
На вражий танк боец-герой
С бутылкой бросился второй.
Удар! Огонь! Клуб дыма черный!
Огнем охвачен люк моторный,
В горящем танке дикий вой:
Команда взвыла и водитель.
Пал, совершивши подвиг свой,
Наш краснофлотец боевой.
Но пал, как гордый победитель!
Чтоб пламя сбить на рукаве,
Груди, плечах, на голове,
Горящий факел, воин-мститель,
Не стал кататься по траве,
Искать спасения в болотце:
Он сжег врага своим огнем!
Легенды сложатся о нем,
Бессмертном нашем краснофлотце!
Неслись вдоль полянки
Немецкие танки.
Им пушка за горкой была не видна.
Была эта пушка советской чеканки.
Их – тридцать, она –
Одна.
Громила танки она знаменито:
И в хвост и в гриву – ив тыл и в фасад.
Четырнадцать танков было разбито,
Шестнадцать – подрали назад.
Вот это работа была так работа!
А сила – с виду – была не равна:
Немецких танков – сбиться со счета,
Их – тридцать, она –
Одна.
Одна расправилась с танковой бандой,
Потому что была грозной силой сильна:
Семь отважных бойцов было с ней под командой
Лейтенанта Ильи Шуклина.
Восьмерка героев с пушкой за горкой –
А немцев взяла в какой оборот!
Потому что за этой геройской восьмеркой
Стоял могучий советский народ!
Жизнь примерами богата:
Фронт и тыл – родных два брата,
У обоих мать одна –
Вся Советская страна.
Читать дальше