Константин Бальмонт: Том 2. Стихотворения

Жизни податель,
Бог и Создатель,
Мудро сжигающий – Свет!
Рад я на пире
Звуком быть в лире, –
Лучшего в Мире
Счастия нет!

Свои мозг пронзил я солнечным лучом.
Гляжу на Мир Не помню ни о чем.
Я вижу свет, и цветовой туман.
Мой дух влюблен. Он упоен. Он пьян.

Как луч горит на пальцах у меня!
Как сладко мне присутствие огня!
Смешалось все. Людское я забыл.
Я в мировом. Я в центре вечных сил.

Как радостно быть жарким и сверкать!
Как весело мгновения сжигать!
Со светлыми я светом говорю.
Я царствую. Блаженствую. Горю.

Когда Сигурд отведал крови
  Убитого Фафнира,
Весь Мир ему открылся вновь,
  Узнал он утро Мира
Он увидал рожденье грома,
  Проник в язык он птиц,
И все, что было так знакомо,
  Оделось в блеск зарниц.

Певец, что был лицом прекрасен,
  И был в словах разумен,
Узнал, как смысл явлений ясен,
  Как хор их многошумен.
Он был избранником для пира,
  Прочь то, что нас гневит,
Он звал соперником Фафнира,
  Соперник был убит.

Сигурд, Сигурд, ты был властитель,
  Возлюбленный Судьбою,
Да будет славен победитель,
  Ты взял добычу с бою.
Сигурд, Сигурд, ты звался Чудом,
  Ты смело в Мире шел,
Ты видел Землю изумрудом,
  И пел тебе орел.

«Возьми», он пел напевом властным,
  «Запястья золотые,
В них день горит, с отливом красным,
  В них звезды молодые.
Налей свой кубок, в блеске пира,
  Забудь, что было встарь,
Тебе открыто утро Мира,
  И ты в том Мире – Царь».

Что мне больше нравится в безднах мировых,
И кого отметил я между всех живых?

Альбатроса, коршуна, тигра, и коня,
Жаворонка, бабочку, и цветы огня.

Альбатрос мне нравится тем, что он крылат,
Тем, что он врезается в грозовой раскат

В коршуне мне нравится то, что он могуч,
И, как камень, падает из высоких туч.

В тигре то, что с яростью мягкость сочетал,
И не знал раскаянья, Бога не видал.

И в других желанно мне то, что – их вполне,
Нравятся отдельностью все созданья мне

Жаворонок – пением, быстротою – конь,
Бабочка – воздушностью, красотой – огонь.

Да, огонь красивее всех иных живых,
В искрах – ликование духов мировых.

И крылат и властен он, в быстроте могуч,
И поет дождями он из громовых туч.

По земле он ластится, жаждет высоты,
В красные слагается страстные цветы.

Да, огонь красивее между всех живых,
В искрах ликование духов мировых.

В пламени ликующем – самый яркий цвет.
В жизни – смерть, и в смерти – жизнь
Всем живым – привет!

Мой зверь – не лев, излюбленный толпою,
Мне кажется, что он лишь крупный пес.
Нет, желтый тигр, с бесшумною стопою
Во мне рождает больше странных грез.

И символ Вакха, – быстрый, сладострастный,
Как бы из стали, меткий леопард,
Он весь как гений вымысла прекрасный,
Отец легенд, зверь-бог, колдун и бард.

Еще люблю я черную пантеру,
Когда она глядит перед собой
В какую-то внежизненную сферу,
Как страшный Сфинкс в пустыне голубой.

Но, если от Азийских, Африканских
Святых пустынь мечту я оторву,
Средь наших дней, и плоских, и мещанских,
Моей желанной – кошку назову.

Она в себе, в изящной миньятюре,
Соединила этих трех зверей.
Есть искры у нее в лоснистой шкуре,
У ней в крови – бродячий хмель страстей

Она проходит в комнатах бесшумно,
Всегда свою преследуя мечту,
Влюбляется внезапно и безумно,
И любит ведьм и любит темноту.

В ее зрачках непознанная чара,
В них фосфор и круги нездешних сфер,
Она пленила страшного Эдгара,
Ей был пленен трагический Бодлер.

Два гения, влюбленные в мечтанья,
Мои два брата в бездне мировой,
Где нам даны безмерные страданья
И беспредельность музыки живой.

То, что люди называли по наивности любовью,
То, чего они искали, мир не раз окрасив кровью,
Эту чудную Жар-Птицу я в руках своих держу,
Как поймал ее, я знаю, но другим не расскажу.