Константин Бальмонт - Том 3. Стихотворения

В конце концов – лишь путь цветка,
Лишь путь ребенка, птицы,
Меж трав полночных – светляка,
Свирельных струй издалека,
Узорчатой зарницы.

Счастлив, кто в беге упал,
В беге до цели.
Так белою пеной увенчанный вал
Рассыпается в радостном хмеле.
Счастлив, кто счастье узнал устремления к цели.

Вал разбежался, хмельной,
Кружевом белым.
Прекрасен, кто к жизни рожден глубиной,
И к безвестным стремится пределам.
Счастлив, кто счастье узнал быть в стремлении смелом.

Морские розы – розы белые,
Они цветут во время бурь,
Когда валы освирепелые
Морскую мучают лазурь.

И бьют ее, взметают с грохотом,
И возмущают ревом гроз,
И возращают с мертвым хохотом
Мгновенность пышных белых роз.

Если ты врага имеешь,
Раз захочешь, так убей,
Если можешь, если смеешь.
Угоди душе своей.
Но заметь, что в крови красной –
Волхвованье из нее,
Только брызнет, дух неясный
Воскрылится – птицей – властной
Изменить в тебе – твое.

Эта птица, вкруг могилы
Умерщвленного врага,
Будет виться, станешь хилый,
Жизнь не будет дорога.
Труп сокроют, труп схоронят,
Птица будет петь и петь,
Крик ее в тебе застонет,
Ты пойдешь, она нагонит,
Месть заставит – умереть.

Пой, сестра, ну, пой, сестрица.
Почему ж ты не поешь?
Раньше ты была как птица.
– То, что было, не тревожь.

Как мне петь? Как быть веселой?
В малом садике беда,
С корнем вырван куст тяжелый,
Роз не будет никогда. –

То не ветер ли повеял?
Не Перкун ли прогремел? –
– Ветер? Нет, он легким реял.
Бог Перкун? Он добр, хоть смел.

Это люди, люди с Моря
Растоптали садик мой.
Мир девический позоря,
Меж цветов прошли чумой.

Разорили, исказнили
Алый цвет и белый цвет.
Было много роз и лилий,
Много было, больше нет.

Я сама, как ночь с ночами,
С вечным трепетом души,
Еле скрылась под ветвями
Ивы, плачущей в тиши.

Королева Каралуни,
Над полянами Литвы,
Плачет в месяце Июне,
Плачет с ней листок травы.

А в пределах Норги Фрея,
Плачет, глянув на утес,
И болотная лилея
След хранит златистых слез.

И по всем-то странам разно
Плачет нежная Заря,
То жемчужно, то алмазно,
То в сияньях янтаря.

То на быстром Светлогривом,
Приносящем день, коне,
Пролетит она по нивам,
И дрожит слеза в огне.

А порою эта грива
Вся от инея бела,
Поглядишь – и как красиво,
Вон, роса везде легла.

Отчего же это плачет
При начале дня Заря?
Конь ее зачем так скачет?
Это все ужели зря?

Я не знаю Полагаю,
Тут ничем нельзя помочь.
Ибо Ад привержен к Раю,
И за Днем приходит Ночь.

Цветок, цветок, ты весь – глазок,
Ты весь – красивый глаз.
А мы глядим и вечно спим,
И видит ли кто нас?

Цветок, цветок, ты весь – есть слух,
Ты весь – любовь, уста,
Ты нежность губ, ты – мысль, ты – дух.
А нам – лишь темнота?

Цветок в росе, ты – нежный глаз,
Твою росу мы пьем.
А наших глаз немой алмаз
Сберет ли кто потом?

Кто влюблен, тот очарован,
Зачарован, опьянен,
Он не девой заколдован,
Нет, не той, в кого влюблен.
Он пленен не той желанной,
Чьим губам пьянить дано,
Не доступной, не обманной
Сердце с сердцем сплетено.

Мы приходим, мы уходим,
Говорим, и молча ждем,
Мы на Землю Небо сводим,
Мы идем своим путем
Мы крылатым вьемся змеем,
Мы ползем в пыли змеей,
Но в своем мы не умеем
Сон лелеять вправду свой.

Мы зрачки пьяним зрачками,
Всей душой в глаза глядим,
Но не нами, о, не нами
Создан звездный Серафим
Серафим? Быть может, Дьявол?
Кто-то есть в нас, в нашем Мы.
Бывший в Море – в Бездне плавал,
Но не смерил этим Тьмы.

То, что я отшвырнул с облегчением,
Ты бы принял с великим желанием
Но, когда засмеялся я пением,
Разразился ты диким рыданием.