Константин Бальмонт - Том 3. Стихотворения

Но счастья не было. Была одна умильность.
Красиво, но на всем бесстрастия печать
У Осени в саду – зеркальная могильность.
И стали шепоты мне душу вопрошать

«Когда ты счастлив был?» – шепнул мне лист, спадая.
«Когда ты счастлив был?» – спросила Тишина.
«Иди за мной! За мной!» – шепнула, улетая,
Виденьем бывшая и в Осени, Весна.

«Я счастлив был, когда ты был слегка зеленым». –
Промолвил я листу. И молвил Тишине: –
«Я счастлив был, когда скользил по светлым склонам.
Моих безумств. Прощай!» И я ушел к Весне.

«Был ли счастлив ты когда?»
Забурлив, заговорила
Мне разливная вода.
«Был ли счастлив ты когда?»
«Было, было, было, было».

Прожурчали мне ручьи: –
«Жил ли ты когда, ликуя?»
«Посмотри в глаза мои.
Знаю, знаю, в забытьи,
Знаю сладость поцелуя».

Все шепнуло мне смеясь: –
«Будет снова, если было.
Не обманывай лишь нас».
И вскричал я: «В добрый час»
«Было, было, было, было».

Все драмы мира – на любви,
  Или с любовью слиты,
Всех скальдов мира позови,
И скажут: – Песнь живет в крови,
  В сердцах, что страстью взрыты.

И если нежно я пою,
  Мои Друг, не веруй чуду
Я просто в строки алость лью,
Мой друг, чужую и свою: –
  Я скальд, и скальдом буду.

Сколько в Городе дверей, – вы подумали об этом?
Сколько окон в высоте по ночам змеится светом!
Сколько зданий есть иных, тяжких, мрачных, непреклонных,
Однодверчатых громад, ослепленно-безоконных.
Склады множества вещей, в жизни будто бы полезных.
Убиение души ликом стен, преград железных.
Удавление сердец наклоненными над нами
Натесненьями камней, этажами, этажами.
Семиярусность гробов. Ты проходишь коридором.
Пред враждебностью дверей ты скользишь смущенным вором.
Потому что ты один. Потому что камни дышат.
А задверные сердца каменеют и не слышат.
Повернется в дырке ключ – постучи – увидишь ясно,
Как способно быть лицо бесподходно-безучастно.
Ты послушай, как шаги засмеялись в коридоре.
Здесь живые – сапоги, и безжизненность – во взоре.
Замыкайся уж и ты, и дыши дыханьем Дома.
Будет впредь и для тебя тайна комнаты знакома.
Стены летопись ведут, и о петлях повествуют.
Окна – дьяволов глаза Окна ночи ждут. Колдуют.

Мы зависим от дней и ночей,
От вещей, от людей, и погоды.
Мы в разлуке с душою своей,
С ней не видимся долгие годы.
Мы бряцаем металлом цепей,
Мы заходим под темные своды.
Мы из целой Природы, из всей,
Взяли рабство, не взявши свободы.

Но приди лишь на влажный песок,
Освеженный морскими волнами.
Посмотри, как простор здесь широк,
Как бездонно здесь Небо над нами.
Лишь услышь, чуть подслушай намек,
Набаюканный сердцу морями, –
Ты как дух, ты окончил свой срок,
Ты как дух над безбрежными снами.

В многопевности сказок морских,
В бестелесности призрачной Влаги,
Где испод изначальностей тих,
Ни для чьей не доступен отваги, –
В отрешеньи от шумов людских,
Как мы смелы здесь, вольны, и наги.
Ты здесь первый несозданный стих,
Из еще нерассказанной саги.

Глыбы отдельные скал, округленные ласкою волн.
Влажность, на миг, голышей от волны, каждый миг набегающий.
Утлый, забытый, разбитый, но все не распавшийся челн.
Белые чайки на гребне, над зыбью, тех чаек качающей.

Светлые дали воды, уводящие в сказочность взор.
Волны, идущие к нам, но как будто бы нас уносящие.
Шелесты, шорох песков, кругозорный, безмерный простор.
Зовы, узывы, напевы, пьянящие, странно манящие.

Я сейчас летаю низко над землей,
Дух забот вседневных виснет надо мной.

Можно ль быть свободным огненным орлом,
Если ты притянут этим тусклым днем?

Можно ль альбатросом ведать ширь морей,
Если ты окован тесностью своей?

Можно, о, возможно кондором летать,
Если отрешенно будешь ты мечтать.

Можно, быть возможно птицею Стратим,
Раз ты в высших числах, с Солнцем, только с ним.

Какой же путь, какой же путь
Еще найти ты сможешь?
Быть может, есть он где-нибудь?
И как сумеешь ты вздохнуть,
И как себе поможешь?