Константин Бальмонт - Том 3. Стихотворения

Познавшие, когда из этой смены дней
Уходят, к ним идут три духа световые,
С одеждою, с водой, с огнем – к душе, и ей
Указывают путь в Чертоги Мировые.

Борцы, уйдя из дней, встречают тех же трех,
Но демоны еще встают с жестоким ликом,
И нет одежд, шипит вода с огнем, и вздох,
И снова путь, борьба меж пением и криком.

А вскипы снов, уйдя, вступают в темный строй,
Лишь кое-где горит созвездной сказки чара,
И снова сны кипят, вскипают волей злой,
И будут так до дня всемирною пожара.

Три ипостаси душ, и две их, и одна,
Отпрянет свет от тьмы, и вызвездятся духи,
А сонмы тел сгорят. Всемирная волна
Поет, что будет «Вновь». Но песня гаснет в слухе.

Разлив зари вечерней отходит на отлив,
На стебле, полном тернии, червонный цвет красив,
Багряные туманы плывут над морем нив.

Среди колосьев желтых – как очи, васильки,
И маки – побережье разлившейся реки,
Чьи воды зрелость злаков, чьи воды – широки.

Концов Земли – четыре, и Ад, и Раи, всех шесть,
Концов Земли – четыре, на каждом Ангел есть,
А всех их в светлом мире, как звезд ночных, не счесть.

Четыре шестикрылых ток ветров стерегут,
На дремлющих могилах – цветы, и там, и тут,
Нас всех молитвы милых от тьмы уберегут.

Коль здесь мы не успели соткать себе наряд,
Коль светлые свирели не завлекли нас в сад,
В замену Вертограда увидишь мрачный Ад.

Но, там побыв во мраках положенные дни,
Познав, что в звездных знаках – доточные огни,
Ты выйдешь к свету в маках, – тогда не измени.

Минутность заблужденья – пройденная ступень,
За падшего моленье – как в правде житый день,
Сияньем восхожденья удел земной одень.

Концов Земли – четыре, и страшных два, всех шесть,
Судеб Земли – четыре, при каждой Ангел есть,
Служите Миру – в мире, дорог Судьбы не счесть.

Сион-Гора – сияние,
Высокое, горячее.
Голгоф-Гора – страдание,
Стоокое, всезрячее.
А что вверху, у Батюшки,
Мученье иль восторг?
А что вверху, у Матушки,
Что Сын из тьмы исторг?

Уж если есть падение,
Есть лестница с низин.
Сион-Гора – видение,
Сходил к низинам Сын.
И сходит Он воистину,
Еще премного раз,
Когда любовь и истину
Мы прячем в тайность глаз.

В глаза Он к нам, в правдивые,
С Голгоф-Горы спускается,
Узнав, что мы – счастливые,
От боли отторгается.
Ведет нас снизу к Батюшке,
В превыспренность зыбей
В Сион-Горе, у Матушки,
Есть сад для голубей.

Я видел виденье,
Я вспрянул с кровати,
На коей, недужный,
Воззрился я в темь
Небесны владенья,
Сорвались печати,
Печати жемчужны,
Число же их семь.

Ночные пределы,
Крутились туманы,
Как пасти ужасны,
Над битвой ночной
И конь там был белый,
И конь был буланый,
И конь там был красный,
И конь вороной.

И были там птицы,
И были там звери,
И были там люди,
И ангелов – тьмы.
В лучах огневицы
Пылали все двери.
В неистовом чуде
Там были и мы.

Сквозь каждые двери,
Стенные разломы,
Сквозь трещины, щели,
Врывались лучи.
И выли все звери,
И били их громы,
Под звоны свирели,
Их секли мечи.

И лик был там львиный,
И лик был орлиный
И лик человечий,
И лик был тельца.
Ломалися спины,
Крушились вершины,
В безжалостной сече,
В крови без конца.

В небесных пожарах,
В верховных разрывах,
Стояли четыре
Небесных гонца.
И малых и старых,
Как стебли на нивах,
Косили всех в мире,
В огне без конца.

И только над крышей
Той бездны безбрежной,
Той сечи кровавой
Зверей и людей
Все выше и выше,
Как сон белоснежный,
Взносились со славой
Толпы голубей.

Отошла за крайность мира молнегромная гроза,
Над омытым изумрудом просияла бирюза,
И невысказанным чудом у тебя горят глаза.

Темный лес с бродящим зверем словно в сказку отступил,
Сад чудес, высокий терем, пересвет небесных сил,
В Бога верим иль не верим. Он в нас верит, не забыл.

Обручил с душою душу Дух Брачующий, Господь,
Обвенчал с водою сушу, чтоб ступала твердо плоть,
Хлеб всемирный не разрушу, хоть возьму себе ломоть.