Максим Рыльский - Стихотворения и поэмы

А сколько было нас, счастливых киевлян,
Что, завершивши свой еженедельный план,
Толпой и парами, веселые как птицы,
В лес Голосеевский спешили, чтоб напиться
Дыханья свежего, душистого вина!
Но вот нагрянула, как в ночь мороз, война,
И полчища врагов нахлынули на Киев…
Лес Голосеевский, и ты встал в дни такие
Как честный, гордый муж — и сам в сраженье пал,
Но злого недруга ты под себя подмял,
И не одно с тобой упало вражье тело.
Ты славно, друг мой, жил и умер в битве смело!
И прогремит в веках твой подвиг боевой!
Когда настанет день, великий день святой,
И мы вернемся вновь на нашу Украину —
Родимый дом чинить и след стирать звериный, —
Мы склонимся тогда пред пеплом и твоим,
И верю: в этот день побегом молодым
Ты встанешь в поросли дубовой и кленовой
И юной зеленью воскреснешь к жизни новой.

В сумеречной песне колыбельной
И в седом сказанье о походах,
О походах, подвигах бессмертных,
В соловьином свадебном напеве
Он не раз звенел, переливался —
Вековечный голубой Дунай.

Смутной далью, плеском лебединым
И кровавой древности преданьем,
О раздорах грустною легендой
И о дружбе-побратимстве былью
Он шумел, младенческое сердце
Сладкой болью нежа и чаруя,
Всеславянский голубой Дунай.

Все мы им взлелеяны, славяне,
И в борьбе священной, грозовой,
Как один, подымем чашу дружбы,
Как один, подымем чашу клятвы,
Чашу братства, славы и свободы, —
Да погибнет, да исчезнет враг!

Не за кривду мы идем — за правду,
На высокий, честный ратный подвиг,
Чтоб над древней золотою Прагой,
Над кремлевской гордою твердыней,
Над мерцаньем Вавеля суровым,
Над лесной задумчивостью Минска,
Над вершиной Киева цветущей
Смелый ветер вольности шумел.

В час, когда клубилась вражья сила
Черной тучей над Москвою светлой, —
За нее в кипучей буйной битве
Все народы братского Союза,
Как один, стояли головою,
Отстояли стяг ее и честь.

Это ль, братья, не пример великий
Единенья, стойкости могучей,
Мужества лучистый образец?
Так подымем выше чашу дружбы,
Так подымем выше чашу клятвы,—
Да погибнет, да исчезнет враг!

Да шумят единым светлым шумом
Синий Днепр, серебряная Висла,
Вольной Волги славное раздолье,
Мир славянский — голубой Дунай!

«Ты, как доля моя, многотрудна!
Что ты ночью шепчешь, земля?
Что не спишь, уныла, безлюдна,
Всё о чем-то безмолвно моля?

Иль ветра́ми ясной погоды
Охладить мне твое чело?
Иль собрать для тебя все воды
И всех солнц унести тепло?

Иль все розы, все тихие зори
На кремнистое ложе сложить?
Иль в смятенье сыновнем и горе
У святого подножья тужить?»

А она мне сквозь ночь, сквозь муку:
«Ты не смеешь тужить обо мне!
Укрепи свое сердце и руку,
Слезный плач затаи в глубине,

Разрази ты врагов постылых,
Чтоб не шли они дальше в крови.
Знай: одна лишь ненависть в силах
Обратить мое сердце к любви.

Только гневом дышу я ныне,
Напоила желчью язык,
Чтобы снова в словах голубиных
Растворился мой грозный крик.

Пусть же будет твой каждый атом
Слит со страстью моей — в одну,
Чтоб ты снова увиделся с братом,
Чтобы снова обнял жену.

Всё, чем я жила, красовалась
На дорогах погожей поры,
Все стремленья, радость и жалость,
Песни все, все былые пиры

Заменила я сталью и кровью,
Ризы светлые сбросив с плеч,
И не розы в моем изголовье,
А отмщенья карающий меч!»

Осень, осень, осень… Шум осин…
Осень — перелетный голос птичий…
Я ее давно, превозносил
За веселый, радостный обычай,

За цветистый золотой узор,
За ее широкие щедроты —
И всегда в ее входил простор,
Как дитя в волшебные ворота.

Молодой, я был, конечно, прав,
Что не смерть она — отдохновенье,
Что в осеннем увяданье трав
И снежинок голубых круженье —

Лишь на травы вешние намек,
Лишь предвестье вод весенних новых…
А теперь, в осенний жизни срок,
Среди грозных отблесков багровых,