Максим Рыльский - Стихотворения и поэмы

Вечер. Посвежело.
Звенят в колодце ведра то и дело,
Собаки лают. На востоке тьма,
На западе кровавая тесьма
Закатная. Нам песня рассказала,
Как Бондаривна о беде узнала.
Шепнули люди: «Убегай скорей!
Ты не найдешь защиты у людей, —
Канёвский-пан не шутит, судит скоро…»
Оврагом, лесом да в ночную пору
Бежала Бондаривна от врага,—
Но где ступала девичья нога,
Где черевички легкие ступали,
Там алой крови струйки побежали…
Так черный всадник, солнышко догнав,
Схватил его за золотой рукав,
С размаху круто полоснул булатом,
И кровь зарделась в небе бледноватом
И огненной струей ушла в зенит.

Веселья столько, что в ушах звенит,
У пана Пшемысловского в покоях!
Где пять панов уселись — словно сто их!
Сегодня Людвиг — сын «поры златой» [111] Речь идет о так называемой «золотой вольности» шляхетско-панской Польши. —
Велел накрыть столы, где меньше зной,
Под липами — там светотень живая,
Узоры ювелирные сплетая,
Стелила легкий силуэт ветвей.

А дальше, несколько шагов левей,
Под вишней — старый погреб, память деда.
Вдруг деловито подтолкнул соседа
Пан Замитальский: мол, гляди, гляди!
И прошептал: «Немножко подожди,
Немножечко…»

Ну, выдумал потеху!

Уж это да, не оберешься смеху!

Покойный дед мой… это было в год,
Когда он с вашим дедом шел в поход
На…

Как же, как же! Их обоих вместе
Вписали в книгу доблести и чести.

Да, да! Да, да! Так дед еще, скажу,
Умел шутить… А я не нахожу
Теперь веселья прежнего!

Еще бы,
Теперь живем, как волки в тьме чащобы!

Да, шалость в духе старых добрый дней
Под силу только старшим. Тем ценней!
Тепло на сердце, словно праздник божий!
Так, значит, дед. Отец-покойник тоже…

Главу я вскоре приведу к концу
И без задержки подарю чтецу
(Читателю, конечно: извините!)
Все основные тайны нашей нити.
Был в погребе Тибурций заключен,
Как будто дерзко преступил закон,
Хоть не обидел мухи бедный малый.
Но Замитальский шуткой разудалой
Дворянское вниманье подогрел.
Когда поэт, как говорят, дозрел, —
Токайское в своем считая стиле,—
Его лакеи в погреб оттащили,
Смеясь глумливо, но исподтишка.
Теперь схватилось панство за бока
Под громкий смех: ведь случай без примера!
Тибурций вылез, словно из пещеры,
Косматый и комичный, как медведь.
Притом, читатель дорогой, заметь —
Седых волос немудрые остатки
Тибурций в живописном беспорядке
Всегда держал, как музы верный сын.
Еще заметь: не в краткий миг один
Он проложил счастливый путь к спасенью,
Хотя и по прямому направленью,
Хотя и весельчак Петро помог.
Хмельной синклит ну просто изнемог
От хохота: «Вот чучело-то, боже!
Глаза! Глаза-то на багровой роже!
Ишь выпучил — точь-в-точь вареный рак!»

Умело подшутить еще не так
Дворянство старое, на радость сердцу,
Умело подсыпа́ть в тарелку перцу,—
Конечно, чужакам, своих не бьют.
Ружье, нагайка, розга, сабля, кнут —
Для развлеченья знати всё годилось.
Попался нищий — ну-ка, сделай милость,
На вербу лезь! И будешь куковать!
Потом в «кукушку» невзначай послать
Заряд из шомполки: давно набита!
Считалось это шуткой знаменитой,
Находчивой!.. Я случаев таких
Вам мог бы почерпнуть из старых книг
Не два, не три, а может быть, поболе.
Из слез кровавых, из предсмертной боли,
Из синяков на молодых плечах,
Из воплей девичьих в глухих ночах,
Из седины, потоптанной бесчинно
Сафьяновою туфлей господина,
Из диких оргий, где, под пьяный шум,
Над всем святым глумился барский ум,
Неистовый, и в алчном своеволье
Детей травил борзыми в чистом поле,—
Шляхетский смех «великородный» рос…

Всем представленье по душе пришлось,
Что Замитальский дал у Пшемысловских.
На Украине штукарей таковских
Немало попадалось в те года!
Тибурций! Плачь, раз просят господа,
Рви волосы: смеяться панство хочет!
Всё это брюха сытые щекочет,
В пищеваренье помогает им…
Свой стыд стишком запечатлей смешным.
Раз шут, получишь — должность, брат, такая —
Кусок жаркого и бокал токая.