Дмитрий Быков - Блаженство (сборник)

Никто уже не ждет от переростка
Ни ярости, ни доблести. Прости.
А я-то жду, и в этом вся загвоздка.
Но это я могу перенести.

Старуха-мать с ребенком-идиотом —
Слюнявым, длинноруки, большеротым, —
Идут гулять в ближайший лесопарк
И будут там смотреть на листопад.

Он не ребенок. Но назвать мужчиной
Его, что так невинен и убог,
С улыбкой безнадежно-беспричинной
И с головою, вывернутой вбок?

Они идут, ссутулившись. Ни звука —
Лишь он мычит, растягивая рот.
Он – крест ее, пожизненная мука.
Что, если он ее переживет?

Он не поймет обрушившейся кары
И в интернате, карцеру сродни,
Все будет звать ее, и санитары
Его забьют за считаные дни.

О, если впрямь подобье высшей воли
Исторгло их из хаоса и тьмы
На этот свет – скажи, не для того ли,
Чтоб осторожней жаловались мы?

А я-то числю всякую безделку
За якобы несомый мною крест
И на судьбу ропщу, как на сиделку
Ворчит больной. Ей скоро надоест.

Но нет. Не может быть, чтоб только ради
Наглядной кары, метки нулевой,
Явился он – в пальто, протертом сзади,
И с вытянутой длинной головой.

Что ловит он своим косящим глазом?
Что ищет здесь его скользящий зрак?
Какую правду, большую, чем разум,
Он ведает, чтоб улыбаться так?

Какому внемлет ангельскому хору,
Какое смотрит горнее кино?
Как нюх – слепцу, орлиный взор – глухому,
Взамен рассудка что ему дано?

Что наша речь ему? – древесный шелест.
Что наше небо? – глина и свинец.
Что, если он непонятый пришелец,
Грядущего довременный гонец?

Что, ежели стрела попала мимо
И к нам непоправимо занесен
Блаженный житель будущего мира,
Где каждый улыбается, как он?

Что, ежели, трудов и хворей между,
Он послан в утешенье и надежду —
Из тех времен, из будущей Москвы,
В которой все мы будем таковы?

Эгоизм болезни: носись со мной,
Неотступно бодрствуй у изголовья,
Поправляй подушки, томись виной
За свое здоровье.

Эгоизм здоровья: не тронь, не тронь,
Избегай напомнить судьбой своею
Про людскую бренность, тоску и вонь:
Я и сам успею.

Эгоизм несчастных: терпи мои
Вспышки гнева, исповеди по пьяни,
Оттащи за шкирку от полыньи,
Удержи на грани.

Эгоизм счастливых: уйди-уйди,
Не тяни к огню ледяные руки,
У меня, глядишь, еще впереди
Не такие муки.

Дай побыть счастливым – хоть день, хоть час,
Хоть куда укрыться от вечной дрожи,
Убежать от жизни, забыть, что нас
Ожидает то же.

О, боязнь касаться чужих вещей!
Хорошо, толпа хоть в метро проносит
Мимо грязных тряпок, живых мощей,
Что монету просят.

О, боязнь заразы сквозь жар стыда:
Отойдите, нищие и калеки! —
И злорадство горя: иди сюда,
Заражу навеки!

Так мечусь суденышком на волне
Торжества и страха, любви и блуда,
То взываю к ближним: «Иди ко мне!»,
То «Пошел отсюда!».

Как мне быть с тобой, эгоизм любви,
Как мне быть с тобой, эгоизм печали —
Пара бесов, с коими визави
Я сижу ночами?

А вверху, в немыслимой высоте,
Где в закатном мареве солнце тает, —
Презирая бездны и те, и те,
Альтруизм витает.

Над моей измученной головой,
Над счастливой парой и над увечной,
Он парит – безжалостный, неживой,
Безнадежный, хладный, бесчеловечный.

Ты непременно сдохнешь, клянусь богами.
Так говорю, отбросив последний стыд.
Все платежи на свете красны долгами.
Я тебе должен, но мне не придется мстить.
Мне наплевать, что время тебя состарит,
Прежде чем сможет выпихнуть в мир иной:
Ты непременно сдохнешь. И это станет
Платой за то, что сделали вы со мной.

Ты непременно сдохнешь, пускай нескоро,
Дергаясь от удушья, пустив мочу,
Сдохнешь и ты, посмевший – но нет, ни слова.
Сдохнешь и ты, добивший – но нет, молчу.
Общая казнь, которую не отменишь,
Общая месть за весь этот сад земной.
Впрочем, и сам я сдохну. Но это мелочь
После того, что сделали вы со мной.