Низами Гянджеви - Искандер-наме

Жаркий тюрк иль султан, озаряющий дол,
Из Китайского моря на горы взошел,
И войска, в жажде вражьего смертного стона,
Что гора Бисутун, свои взвили знамена.
Туча в громах росла. Из обоих лесов
Каждый лев был на битву метнуться готов.
И как будто бы рев раздался крокодила,
И опять рдяной кровью земля забродила.
И с мечом и с колчаном, как слон боевой,
Появился румиец; взмахнул булавой,
Бросил клич, — отзовутся ль во вражеском стане,
Встал пред витязем рус в своем желтом кафтане.
Булавой размахнулся румийский боец,
И пришел его недругу быстрый конец.
И второй его враг стал добычею праха.
Всех врагов поражал с одного он размаха.
И алан прискакал. Он звался Ферендже.
Чтил Он жбан, чтил он кровь на булатном ноже,
И, держа на плече свою палицу, разом
Он смущал всех бойцов, похищал он их разум.
Вскинул палицу рус, многомощен, угрюм,
Вскинул палицу воин, являющий Рум.
Словно дверь отомкнула железные створы,
И меж створ бились воины, яростны, скоры.
И когда неусталый постиг Ферендже,
Что стоит его враг на предсмертной меже,
Он смертельной своею взмахнул булавою,
И румиец на землю упал головою.
И алан, окровавив румийца чело,
Ввысь чело свое поднял. Изведавший зло
Многих лютых боев, битвы знающий дело,
Грозный витязь Армении, быстро и смело
Поражавший врагов, — тот, что был во главе
Всех армянских бойцов, достославный Шарве,
Меч свой быстрый взнеся, что с двумя остриями,
Меч, прославленный многими злыми боями,
На алана погнал своего скакуна.
Из меча брызжет молния. Злобна она.
Понял рус: этот меч бьет и быстро и точно, —
И свой щит укрепил у предплечия прочно.
Но ударил Шарве, и вспорхнула, спеша
Из разломанной клетки, алана душа.
Но исуец-силач, страшный в гневе великом,
На Шарве тотчас бросился с пламенным ликом.
Много смелых ударов явить он сумел,
Но напрасно он был и находчив и смел!
Он пред сильным врагом поднял голову даром:
Эту голову враг сбросил быстрым ударом.
Появился подобный упавшей скале
Витязь русов — Джерем; стало тяжко земле.
Из железа и бронзы, покрытый резьбою,
На Джереме был шлем, призывающий к бою.
Был в кафтане он шелковом, плотном, тугом,
Блеск сверкающей ртути бросавшем кругом.
Этот лев, к вражьей крови безудержно жадный,
Налетел на Шарве, словно мир беспощадный,
Поднял руку, взмахнул он во всю ее ширь,—
И на землю армянский упал богатырь.
И Джерем на Шарве — где нашлась бы защита? —
Боевого коня вмиг направил копыта.
И холодною злостью, бросающей в дрожь
Уничтожил он многих румийских вельмож.
И увидел Дувал, что свиреп этот воин,
Отрубатель голов, что он смерти достоин,
И убранство военное, быстрый и злой,
Он велел себе дать, чтобы ринуться в бой.
Скрыл он голову шлемом, что, дивно блистая,
Был прекрасным булатным твореньем Китая.
Взял он меч закаленный, обильный колчан,
Словно кудри кумира, в извивах, аркан,
И, коня облачивши в железные брони,
Устремился он в бой за победой в погоне.
Так сиял он лицом, к жаркой битве летя,
Будто это из школы спешило дитя.
И Джерем, увидав, как сияет он ликом,
Свое сердце увидел в смятенье великом.
Но кому для возврата не видится врат,
Тот с погибелью сдружится, рад иль не рад.
Он коня своего закружил вкруг Дувала,
И душа его к хитрым уловкам взывала.
И в игре они множество бросили слов,
Лишь на доброе слово был брошен покров.
И Дувал препоясанный, с боем освоясь,
Порешил разрубить на противнике пояс.
Лезвием, что привыкло к подобным делам,
Он большую скалу расколол пополам.
Брат Джерема, что с ним прибыл на поле вместе,
Словно слон, разъяренный, возжаждавший мести,
На врага поскакал, но ударил Дувал, —
И он также нашел свой последний привал.
И Дувала железного грозная сила
Еще много врагов многомощных скосила.
Жаркий рус Джовдере, для которого лев
Был ничтожней овцы, — тот, чей страшен был гнев
Силачам, с ним схватившимся, грузный и тяжкий,
Даже сотням врагов не дававший поблажки,
На руках своих несший застывшую кровь
Многих смелых бойцов, крови жаждущий вновь, —
Затянул свой кушак и с мечом небывалым
Поскакал на сраженье с отважным Дувалом.
Их блеснули мечи, их расправилась грудь,
И для бегства закрылся спасительный путь.
Но хоть были удары и часты и яры,
Отражать эти двое умели удары.
И воззвал Джовдере к прежней мощи меча
И рассек шлем Дувала, ударив сплеча,
И к челу лезвием прикоснулся над бровью.
Покачнулся Дувал, весь обрызганный кровью,
И, слабея от раны, лишаясь огня,
В стан румийский поспешно направил коня.
Он чело обвязал, быстро спешившись в стане.
И встревоженный царь, все узнавший о ране,
Приказал, мудролюба к Дувалу позвав,
Чтобы тот приготовил целебный состав
И беседой развлек и утешил Дувала,
Дабы верный Дувал стал таким, как бывало.
Вот свой черный покров ночь повергла на стан,
И на месяц наброшен был синий аркан.
Вкруг шатров тихо встали дозорные; даже
Мошкам не было лета от бывших на страже.