Дмитрий Дашков - Поэты 1820–1830-х годов. Том 1

304. Песнь 1-я, с подзаг.: «третьи варианты» — Славянин, 1830, № 1, с. 43; отрывок из 2-й песни — НЛ, 1825, кн. 14, ноябрь, с. 132; отрывок из 5-й песни — там же, с. 129; ранняя редакция песни 1-й, с подзаг.: «первые варианты к первой песни» — Славянин, 1827 № 6, с. 81; там же — «вторые варианты». Известна еще одна редакция 1-й песни (Славянин, 1827, № 1, с. Г, № 2, с. 20), с примеч.: «Поэт, в девятнадцатой весне скончавший жизнь свою, не мог окончить и даже исправить предлагаемую повесть; он успел написать только пять песней оной. Для первой остались варианты, которые здесь и поместятся» и т. д. (подписано «С.» — сочинитель?). Публикация отрывков из «Ильи Муромца» осуществлялась исключительно в журналах Воейкова друзьями З., может быть самим издателем; им же, по-видимому, даны и заглавия. Подзаголовки «первые» и «вторые» «варианты», вероятнее всего, обозначают хронологическую последовательность редакций (см. ниже).

Творческая история поэмы остается совершенно неизвестной, так как рукописи ее не сохранились, а разные редакции 1-й песни имеют немного точек соприкосновения. По-видимому, поэма, следуя традиции авантюрно-рыцарского повествования, не имела строгого сюжета. Все сложившиеся редакции написаны не ранее 1820 г., так как обнаруживают хорошее знакомство автора с полным текстом «Руслана и Людмилы», вышедшим в свет в июле — августе этого года. Работа над поэмой продолжалась до конца жизни З. (1824). Можно думать, что первоначально З. предполагал разрабатывать сюжет, имитируя широко популярную волшебно-рыцарскую поэму Л. Ариосто «Неистовый Роланд», с которой критика прямо связывала и «Руслана и Людмилу». Вероятно, к первоначальному замыслу поэмы принадлежат «первые варианты» 1-й песни, написанные октавой, с характерной пародийной интонацией; в них есть и прямая отсылка к «Руслану и Людмиле» (в дальнейшем прямые реминисценции из Пушкина у З. почти исчезают). Вместе с тем уже в этой редакции З. пытается воспроизвести особенность именно пушкинской поэмы — специфическую фигуру автора-повествователя (см.: Б. В. Томашевский, Пушкин, кн. 1 (1813–1824), М.—Л., 1956, с. 358). В последующем З. отказывается от октавы, создавая астрофическую поэму в четырехстопных ямбах, по образцу «Руслана и Людмилы». Публикуемая редакция 1-й песни, как можно думать, является наиболее поздней; она отличается меньшей калейдоскопичностью чудесных явлений, большей зрелостью описаний и сложностью композиционной организации. И старец с благостным лицом и т. д. Ср. сцену встречи Руслана с Финном в песни первой «Руслана и Людмилы». На берегу реки широкой и т. д. Существует несколько летописных рассказов о казни преступных волхвов на берегу Волхова и у Белоозера, см.: H. М. Карамзин, История Государства Российского, т. 2. СПб., 1816, с. 89; в т. 1, с. 295 находится рассказ о смерти волхва, «лютого чародея», пожиравшего людей, в волнах Волхова; по-видимому, он и имеется в виду. Росслав. Имя отца героя, возможно, взято из известной одноименной трагедии Я. Б. Княжнина; в другой редакции — Руксил (имя, восходящее к «Бахариане» М. М. Хераскова (1803), неоднократно служившей источником фольклорных стилизаций в 1810–1820-е годы, в том числе и для «Руслана и Людмилы»). Друзья, погибнем! с нами слава и т. д. — парафраза слов князя Святослава, сказанных, по летописному преданию, в 970 г. перед битвой с греками: «ляжем костьми ту: мертвые бо срама не имут». (Из песни второй.) То был владыки печенегов и т. д. В первой публикации текст этой строки искажен; исправляется по смыслу. Но сын Каганов закачался и т. д. Ср. со сценой падения Фарлафа («Руслан и Людмила», песнь вторая). И с гневом рубит терн кудрявый. Ср. соответствующее описание в песни пятой «Руслана и Людмилы» (со строкой: «И рев, и треск, и шум, и гром»). Образцом для этого описания в свою очередь была сцена неистовства Роланда в песни XXIII поэмы Ариосто (отрывок из нее переведен Пушкиным в 1826 г.). (Из песни пятой). Под оным — длинными рядами Белеют бранные шатры и т. д. Ср. с описанием поля битвы в песни третьей «Руслана и Людмилы». Костры — груды. Мой Муромец помчался в поле и т. д. Ср. «Руслан и Людмила», песнь шестая. Стал истребления серпом. Образ серпа как орудия истребления восходит к Апокалипсису (гл. 14, ст. 14–20). И стелет трупы, как снопы. Вариация на тему «Слова о полку Игореве». Интерес З. к «Слову» сказался также в переложении им «плача Ярославны» (см.; «Ярославна. Романс» НЛ, 1825, кн. 14, октябрь, с. 69). (Ранняя редакция песни первой). Вот хлынули свирепые дружины! и т. д. Ср. «Руслан и Людмила», песнь шестая. Более или менее близкие реминисценции из этой песни есть также в строфах 4 и 7. Проснись, проснись, прекрасная княжна! и т. д. Вся строфа прямо отсылает читателя к сюжетной схеме пушкинской поэмы.