Анна Попова: Обыкновенная любовь

Добрались на такси, ошалев от ритмичного грохота,
и от шуточек тамады, и от винного изобилья.
После Юлькиной свадьбы в квартире темно и плохо так:
мама с папой, а где ж вы дочку свою забыли?
Вещи вывезли. Что-то продали. Но не больно —
так, скорее, ноет, кровит незажившей ссадиной.
Я курю на балконе. Жена достаёт альбомы:
Юлька взрослая, Юлька школьница, Юлька в садике…
Юлька в маму. Задорную, прежнюю, милую,
не теперешнюю: скандальную, невозможную.
Но сегодня — баста. Короткое перемирие.
Целовались на свадьбе родители, как положено.
Юлька, девочка, славный ты мой комочек!
Лишь бы в склоках вам не увязнуть, не омещаниться…
Мы и любим-то Юльку — поодиночке. Молча.
И любови наши как-то не совмещаются.
Выхожу на кухню. Тупо шуршу газетами.
Людка машет рукой: ну просила же не мешать!
Тихо плачет. На свадьбе дочери — не без этого,
но не тянет садиться рядом и утешать.
Ладно, Юлька. Желаю тебе… не рожна какого-то….
чтоб на свадьбе — сына ли, дочери — отплясав,
не сидели бы, как чужие, по разным комнатам,
неизвестно в чём упрекая далёкие небеса…

Всем кагалом нас провожали до станции,
Пели от души, голоса срывая,
А кого хотела в мужья — не достался,
Вышла за другого — и так бывает.
А с утра все бегали суматошно,
Я стояла в облаке флёрдоранжа,
Тесно от цветов, от парфюма тошно,
Сказочное платье — не будоражит…
Бледный манекен в развесёлой процессии,
В грохоте затерянная соната,
Поздно, принц уехал к другой принцессе,
Даже не простился, а жить-то надо!
Притерпеться как-нибудь, притвориться,
Выбросить, как старую одежонку,
И ещё — не верить в другого принца…
Потому что с принцами напряжёнка.
А была бы глупой, была бы слабой,
Так бы обвела вас глазами сухими,
Так бы в полный голос и завела бы:
«Ой, да на кого ж ты меня покинул,
Я ли не хорошая, не пригожая,
Я ли не любила бы, не жалела?!»
Отводила мама глаза тревожные.
Да метались ласточки ошалело.

Где смешная такая девчушка с двумя косичками,
на каких дорожках забыла свои иллюзии?
Вот сидишь ты, собой красотка, анфас классический,
и движенья отточены джазово или блюзово.
Сериал семейный, банальный такой, некассовый.
Поливаешь слезами типичное бабье горюшко.
Муж-бездельник бухую правду свою доказывал
кулаками, потом бутылкой с отбитым горлышком,
«слуш-сюда», «ах-ты-сука», «заткнись-да-я-тебя…»
и с таким даже гневом праведным, с укоризною!
Кстати, бывший отличник и бывший кумир приятелей.
Гений в поиске. Казанова, самец непризнанный.
Вся любовь, как из треснутой чашки, взяла и вытекла.
Усмиряла его, раззадорившегося пьяницу,
шестилетнюю дочку поспешно к соседям вытолкав:
проходили, знаем! — а то ведь и ей достанется.
…А квартира? А деньги? Стоп, ничего не стронется.
Не сбежишь ты от подлого нрава его шакальего.
Позвонить родителям, что ли? Да мать расстроится.
У нее и без дочки давленье вчера зашкалило.

А давно ли, давно ли, давно ли
разбирала бумаги и вещи
и, в родную рубашку уткнувшись,
обезумевшей выла волчицей.
В белом крошеве снега и боли,
в развесёлой распутице вешней
я глядела на холмик уснувший…
Всё, не плачется… просто молчится.
А потом с неподъёмною кладью
на тропинках рассталась пологих.
Предала? или просто воскресла?
иль прогорклое горе остыло?
И — тревожная ночь перед свадьбой.
И костюмчик — несвадебно строгий:
неудобно рядиться в невесты.
И свекровь до сих пор не простила.
Это было… как замок песочный… —
вот и слёзы из глаз повлажневших —
сумасшедшее, милое счастье!
Торт в оборках воздушного крема!
Я себя соберу по кусочкам,
вспоминая надрывно и нежно.
Не прощая себе, но прощаясь,
я шагну в настоящее время.
Пью бессонную ночь, не пьянея.
И с чего бы? — в бокалах не вина,
а горчащие пряные травы —
или опыт печальный, дорожный…
Буду жить без ненужных сравнений,
не кидаясь к иконам с повинной.
Снова ночь перед свадьбой. Как странно…
Но возможно…

Всего лишь слово. Резкое, как свет,
Нацеленный в глаза,
как рокот гулкий,
Как нож кривой в оглохшем переулке,
Как стылый звон рассыпанных монет,
Как спину рассекающая плеть…
Прощёлкал ключ в замке. Уже двенадцать.
И — не смотреть в глаза, и — не сорваться
На крик,
а тихо: «Ужин разогреть?» —
Ну, нет так нет… Ещё — не оставаться
Вот так, глаза в глаза… И — не сорваться
Вдрызг, яростно, непоправимо, вдруг…
Спасительного телефона круг —
А что спасать? Измена — это раб,
Убивший господина. Мой корабль
Идет ко дну — и прохудилось днище,
И паруса уныло ветра ищут,
И духу не хватает на вопрос —
Один, решающий… Вдруг — невозвратно?
Как жаль себя… Жалеть себя приятно
И унизительно, и муторно до слёз.
А говорят, начните жизнь сначала,
Мол, с чистого листа — но разве мало —
Порвать, унизить, скомкать чистоту?
Откуда взяться чистому листу?!
Не удержаться и не удержать,
И жечься о костер, не мной зажжённый,
И делать вид… и слепо отражать
То, проступившее в его лице, чужое,
Пугающее… гуще плен теней,
И в складочке у рта застыла резкость…
О страшная развилка — неизвестность,
Которая известности страшней…