Елена Яворская - Обыкновенная любовь

О этот голод по тебе —
Утробный, жадный и бесстыжий!
Так отпусти же, отпусти же…
Но не отпустит, хоть убей.

Прощенье – это ремесло,
Забвенье – выгода мирская,
Так отпусти – как отпускают
Грехи – безгневно и светло…

Ну, оброни меня, как лист,
Коснись его шершавой кожи,
Он весь морозом искорёжен,
А ветер гонит: «Шевелись!»,
Но там, внизу, на мягком ложе
Его собратья заждались.

Печальным древом у реки
Стою в безветренном покое:
Тут – жизнь, а тут – уже сухое…
Давай, не бойся, отсеки!

Высвобожденье. Боли нет,
Одна продуманность ухода.
О милосердная природа —
Она и в смерти носит свет,

А я – хотела быть живой,
То смерч, то волны, то грозу мне!
Насколько проще и разумней
Её порядок вековой…

…А у неё – оладушки, занавески,
Наив и преклоненье – берёт зевота.
С недавних пор эта штучка – твоя невеста,
Нежна, слаба и женственна… и всего-то?

А я боюсь покоя: рутина… -тина…
Лихая атаманка и стихоманка,
А я такая сильная (аж противно),
Что всё пошло насмарку и наизнанку.

К окошку вечер зверем прильнёт осклабясь,
Кружить по кухне будет настырной мошкой.
Смотри-ка, эту он полюбил – за слабость.
Меня – за силу – бросил: решил, что можно…

И что теперь на чужой каравай коситься,
Ах, зелен ваш виноград… у меня украден!
Пока не поздно, к Светке бы напроситься,
Купить винца бы (кстати о винограде).

… А всё ж подруге многое невдомёк.
Вспылит: «И что, парней не осталось, кроме?!
А он – ещё наплачется. И поймёт.
Нам тридцать лет – не рано себя хороним?!

Ещё найдёшь, и встретишь…» Ага, сейчас.
Друзья, работа – лица одни и те же.
Осталось – бывших мальчиков изучать.
Красавиц корчить… самооценку тешить.

И мне казалось кисленькое винцо
Густым, вошедшим в вены и в кожу ядом.
И лезло бабье, глупое: «Вот и всё.
Сергей-Серёженька, милый, а как же я-то?!»

…А завтра – в офис, чёрт бы его побрал.
А завтра гуще грим, голова тупее.
А завтра фыркать – девочки, всё, аврал!
(Отдел-то в курсе нашей с ним эпопеи).

Хохмить в курилке: «…гений! величина!
Да хоть вздохну, отдохну от него на время!»
Не убедила… Завтра мне начинать
Заведомо провальный аутотренинг.

Не причитать, не выть, не рубить с плеча,
Не возмущаться – думать и защищаться.
И поправлять себя, невпопад шепча:
«Послушай, будь ты проклят, вернее, счастлив…»

Ещё ты не полюбишь так, как я.
Ещё ты не разлюбишь так, как я.

Ты слышишь музыку, от слёз немея,
А я уже не плачу, не умею…

И от тебя судьба умело прячет
Свой чёрный лик, и слишком много значит

Одна любовь, и в этом вся беда!
Но что тут сделаешь, ты молода.

Ты молода! И мыслей тяжкий гнёт
Улыбки юной не перечеркнёт.

Ты слышишь только то, что говорят,
А я устала верить всем подряд.

И да хранит судьба цветок весенний,
Беспечной юности прекрасное творенье.

Ещё ты не полюбишь так, как я.
Ещё ты не разлюбишь так, как я.

Лепестками белыми кропили —
белой свадебною ложью,
клятвами и кольцами венчали,
а ещё плясали, пели, пили,
выкликали заполошно
«Горько!» – и по кругу, всё сначала…

Время свадеб, солнечно-прохладен
август. Видишь, я не плачу,
я задачку про себя решаю:
может быть, я слишком зауряден? —
но зато я по-собачьи
верен был тебе, жена чужая…

У меня всё прочно и на совесть,
я же не герой романсов
и романов, титулованный бродяга…
Я не Дон Кихот, я приспособлюсь,
я, скорее, Санчо Панса,
этот хитроумный симпатяга…

Тамада играет на баяне,
в окнах розовое солнце,
гаснет вечер, медленно пьянея.
Что ж так больно-то? Я тоже пьяный,
До свидания, Альдонса,
и – спокойной ночи, Дульсинея…

Хмель уйдёт, по крохотным алмазам,
по осколкам
соберу я свадебное действо.
Мог ли я подумать, как опасно
слишком долго
оставаться другом детства…