Джордж Гордон Байрон - Паломничество Чайльд-Гарольда. Дон-Жуан

«Как следует покушать вам желаю, —
Сказал Жуан, — и весело пожить!»
«Мне жаль, — британец молвил, — не скрываю,
Вас потерять из виду. Может быть,
Мы встретимся! Прощайте, дорогая;
Желаю вам невинность сохранить!»
«Ну, ну, — баском ответила красавица, —
Со мною сам султан — и тот не справится!»

Итак, они расстались. Мой герой
Пошел за негром. Эхо трепетало
На мраморных полах в тиши ночной,
На темных сводах золото блистало;
И вот вдали причудливой стеной
Возникла тень гигантского портала,
И фимиама сладостный туман
Повеял им навстречу, как дурман.

Литые двери бронзы золоченой
Являли взору множество картин:
Там разгорался бой ожесточенный
Меж конниками яростных дружин,
Там преклонял колена побежденный,
Как в дни, когда великий Константин {586} ,
К себе пересадивший славу Рима,
Еще держал бразды неоспоримо.

Могучее величье пирамид
Напоминали взору двери эти,
А по бокам — ужасные на вид,
Уродливей всего, что есть на свете, —
Два карлика сидели. Как гранит,
Над ними двери высились. Заметьте,
Величье выражается во всем —
В гвоздях и петлях; гвоздь вопроса в том! [70]

Лишь только подойдя вплотную, вы
Испуганно отшатывались. Боже!
Какие губы мертвой синевы!
Какой оттенок черно-серой кожи!
Какая форма страшной головы!
Какие злые, мерзостные рожи!
Чудовища чудовищной цены;
Они владыке каждому нужны!

Они еще к тому же были немы,
Но совершали грозные дела:
Хранить и отворять врата гарема
Их страшная обязанность была.
Они же разрешали все проблемы
Искорененья дерзостного зла —
В их длинных пальцах быстрая веревка
Виновных успокаивала ловко.

Им евнух подал знак без лишних слов,
И дверь тяжелую они открыли,
Но иглы их безжалостных зрачков
И негра и Жуана просверлили,
И хоть герой наш был из смельчаков,
Но чувства в нем от ужаса застыли,
Когда холодный, скользкий, злобный взгляд
В него впивался, как змеиный яд.

Баба его успел предостеречь:
«Сдержи себя, своей же пользы ради.
Иди за мной, не расправляя плеч,
И не держись, как будто на параде.
Остерегайся взоры их привлечь;
Умей держаться в девичьем наряде —
Иди ленивее, гляди нежней,
А главное — веди себя скромней!

Глаза у них опаснее, чем шило;
Не приведи их боже твой наряд
Насквозь увидеть; никакие силы
Тебя — да и меня! — не защитят!
Босфор весьма надежная могила,
И до рассвета нас с тобой казнят —
Зашьют в мешок, и, с волнами не споря,
Отправимся мы в Мраморное море!»
[71]

Жуана эти бодрые слова
Смирили — и покорно, в самом деле,
Вошел он в зал, где у него едва
От роскоши глаза не заболели:
Разбросанные всюду как трава,
Несметные сокровища блестели
В таком обилье пышной пестроты,
Что затмевали сказки и мечты!

Богатства блеск и вкуса недостаток
Обычны для Востока, но — увы! —
Я западных дворцов видал с десяток,
И все они, признаться, таковы!
На всем какой-то фальши отпечаток:
Картины плохи, статуи мертвы,
Но грубую дешевую работу
Обильно искупает позолота.

В подушках утопая, как в цветах,
Под пологом раскинувшись лениво,
С улыбкой самовластья на устах
Лежала дама. Евнух торопливо,
Не поднимая глаз, повергся в прах
И потянул Жуана; терпеливо
Ему повиновался мой герой,
Забавной озадаченный игрой.

Красавица с подушек поднялась,
Как из пушистой пены Афродита.
Перед огнем ее пафосских глаз {587}
Тускнели и сапфир и хризолиты.
Поцеловав руки ее атлас
И край ее одежды, деловито
Ей что-то евнух на ухо сказал
И жестом на Жуана указал.

Ее движений, голоса и стана,
Подобных совершенству божества,
Подробно я описывать не стану —
Бессильны тут сравненья и слова;
Притом у вас из зависти к султану
Могла бы закружиться голова,
Когда бы описанье вышло живо…
А посему молчу красноречиво!

Ей было лет, пожалуй, двадцать семь:
Преклонный возраст для ее народа!
Но есть краса, которую совсем
Не искажают годы и природа.
Мария Стюарт {588} , как известно всем,
Блистала красотой такого рода,
Нинон Ланкло {589} уже седой была,
А подурнеть до смерти не смогла!