Олег Северюхин - Я вас поглажу мягкой лапой

Идет жизнь
День за днем,
Вот календарь,
Записано в нем:
День недели,
Долгота дня,
Восход и заход,
Приход и расход,
Фаза луны,
Событие века,
Телефон дамы,
Росчерк пера,
И обрез листа.
Завтра будет
Новый день,
Те же надписи,
Те же записи,
Будет теплее
Или холоднее,
Но живой я,
И решаю я,
Жить спокойно,
Хлеб жевать,
Или на финиш
Силы рвать.

Каждый день начинается утром
На восходе большого нуля,
Мы с тобой одеваемся шустро
Как весной во дворе тополя.

Нам ночами спокойно не спится,
Эта жизнь, – так судьбе говоря, —
Вдруг согнется вязальною спицей,
Закрывая нам путь на моря.

Между нами сверхтонкая нитка,
Что крепка, как пеньковый канат,
На столе «Поздравляю» открытка
И махровый на теле халат.

Ежедневно с утра просыпаясь,
Нанизаю свой нулик на гвоздь,
И в окно на простор вырываясь,
Отпускаю я жизнь «на авось».

В гусарах трудно быть корнетом,
Не все зависит от красы,
Улыбки дамочек с лорнетом
И не растут пока усы.

И нет войны для честной славы,
Но льется реками вино,
Качались храмы златоглавы
И дамы в красных кимоно.

А по утрам езда в манеже,
Вольтижировка, рубка лоз,
Никто не скажет, что ты нежен,
Но сколько льется ночью слез

У дев, обиженных вниманьем,
У них потом наступит время,
И пусть посмотрят утром ранним
На сапожок, входящий в стремя.

Пройдут года и капитаном
Войду с визитом я в ваш дом,
Напомнит кивер мой с султаном
Об офицере молодом.

В краю далеком и враждебном,
Где злобен даже детский взгляд,
Пылает мак огнем безбрежным
И источает чистый яд

Увидел девушку-былинку
На улице большого кишлака,
Как на ветру пустынь песчинку,
Которую повсюду я искал.

Ее отец – пуштун суровый,
Жену ласкает, как кинжал,
Он не любитель пустословий
И сразу прямо мне сказал:

Джигит ты храбрый, это верно,
Но по рожденью ты – гяур,
А человек я суеверный
Ищу совета тех, кто мудр.

И говорит седая мудрость,
Проходит ослепленье красоты,
За темной ночью наступает утро,
Проснутся те, чьи помыслы чисты.

Готов ли ты к такому испытанью,
Моя Лейла тобой больна,
Не кончится ли все суровой казнью,
Прелюбодей, она – неверная жена.

Готов ли ты к большому искушенью,
Еда в руках, но есть нельзя,
И наступило ль очищенье
Покажут синие глаза.

Готов за Лейлу я хоть в битву,
Но верой я не поступлюсь,
Христу читаю я молитву,
Такой упорный я урус.

Блестят огнем глаза пуштуна,
Ярка на четках бирюза,
И сильно пальцем бьет по струнам
И плачет бедная кобза.

Я раньше был не чужд порока,
И я шутил, играл с огнем,
Сейчас же дочерью Пророка
Я без сражения пленен.

В тени сидит мой победитель,
На нас боится бросить взгляд,
Ушла бы в женскую обитель,
Не знай, что люди говорят.

К исходу дня на минарете
Запел молитву муэдзин,
Ну, как удержишь все в секрете,
Когда гяур совсем один.

Все ждали молча продолженья,
Старик-пуштун у них в чести,
Он побеждал во всех сраженьях
И вправе жертву принести

Во имя дочери любимой,
Во имя пламенной любви,
И относился он терпимо
Ко мне, пока еще я жив.

В пустынном доме тихой ночью
Закрыты с Лейлой мы одни,
Собаки взвыли вдруг по-волчьи
И вдалеке горят огни.

Я к ней не смею прикоснуться,
Тогда с собой не справлюсь я,
И не придется мне проснуться,
И не придется нам гулять

Под звездным небом Кандагара
В тени фисташковых аллей,
Не буду темным от загара,
А буду розы я алей.

Давай, стихи я почитаю
О дивной родине моей,
У нас сейчас сосульки тают,
У лужи хитрый воробей

Поет веселые частушки,
К себе сзывает воробьих,
Года считают нам кукушки,
Как стопку веточек сухих,

Что сразу в печке прогорают
Почти без запаха и дыма,
И ветер золу разбросает,
Прибив ее дождем косым.

Я пел ей песни до рассвета,
Как был на почте ямщиком,
И снова голос с минарета
Призвал к молитве босиком.