Виссарион Саянов - Стихотворения и поэмы

И на цыпочках Кульнев подходит к ребенку,
Распушив бакенбарды, тряхнул головой.
Мальчик — хвать за усы, улыбается.
Звонко,
Аж до слез, с ним хохочет полковник седой.

«Погляди-ка, Денис, на хозяйского сына,
Мой любимец навек…»
И смеется опять,

И с улыбкой встречает хозяина-финна,
Разговор его медленный силясь понять.
Финн уносит ребенка…
«Да, стало быть, жарко,—
Тихо Кульнев промолвил.—
Болит голова…
У меня для тебя есть старинная чарка,
Расскажи, как сейчас поживает Москва».

…Ночь подходит к концу. Оба спят на соломе.
Вот доносится выстрел из чащи лесной.
Слышен крик осторожный.
И ржанье.
А в доме
Пахнет седлами, солью — и просто войной…

Снова лед под ногой. Ветра нет на заливе.
Цепью тянется полк вдоль крутых берегов.
Днем слепило глаза в бесконечном разливе
Широко разметавшихся ярких снегов.

А сейчас уже ночь. Над привалом суровым
Тишина. Чуть доносится топот коней.
И над вражеским лагерем, в дыме багровом,
Перекличка и блеск бивуачных огней.

Но потом голоса замолкают. Мельканье
Отдаленных теней. Низко стелется дым.
А гусары, кряхтя, прорубают клинками
Переход для коней над обрывом крутым.

Перешли. И раскинули стан. И заснули.
Не спеша дотлевает костер на снегу.
А солдат одинокий стоит в карауле,
Глаз не сводит с огней на чужом берегу.

Кульнев скачет по льдам. И за ним ординарец —
Молчаливый пермяк Ерофеев Семен…
Сколько прожили рядом, в походах не старясь,
Сколько вместе отбили мортир и знамен!

То, что было давно, не помянут с укором,
Много раз он в боях командира спасал,
В молодые года слыл он ловким фланкером —
И с турецкой войны на щеке полоса.

Пусть под Прагою штык ему грудь исковеркал,
Но зато командира он спас…
По снегам
Молча скачут теперь, повод в повод.
Поверка.
И выводит тропа к бивуачным огням.

Усмехнулся Семен. Значит, снова в разведку,
Прямо в лагерь чужой, не замедливши шаг…
Только треск, если конь вдруг наступит на ветку,
Только смерть, если сразу спохватится враг…

«Что такое, Семен? Почему издалека
Столько мнилось огней, а теперь, погляди,
Кое-где пламя сразу как будто поблекло,
Хоть прищуришь глаза — не видать впереди.

Может, это уловка?»
Молчит Ерофеев.
И на самом-то деле никак не понять…
Перелеском глухим, снег пушистый развеяв,
Кони к вражьему лагерю скачут опять.

Но никто не окликнул…
Хоть голос…
Хоть окрик…
Хоть бы выстрел шальной…
Ничего…
Тишина…

Молча слезли с коней — перепуганных, мокрых…
И по снегу пошли… На распутье — сосна,
А за нею — завал…
Снег примятый…
Шалашик
Из сосновых ветвей…
Мертвый конь у костра…
«Эта хитрость, гляди, хоть кого ошарашит,—
Тихо Кульнев сказал. — Чтоб не ждать до утра,
Отошли они в ночь, а костры для обмана
Развели,—
дескать, вот оторвемся от них,—
Удивится-де Кульнев, на зорьке
нежданно
Никого не сыскав у завалов пустых…

Но не будем мы ждать… И немедля — в погоню…»
Неспокойно, а ветер с полуночи смолк.
…………………………………
Вскоре в лагерь вернулись.
Команда: «По коням!»
…Через час на рысях уже тронулся полк.

И в погоне всю ночь…
На рассвете по взморью
Вышли к Ботнике.
Древних времен крепостца.
Старый замок в горах, весь раскрашен лазорью.
И обрыв надо льдом — три гранитных кольца.

И драгуны врага рассыпаются быстро.
Нарезные мортиры в снегу.
Трубачи
Проиграли атаку.
Внимание!
Выстрел…
Шашку в руки…
Руби, налетай и топчи…

…Кульнев был впереди.
Так, не выпустив трубки
Изо рта
и в любимом цветном колпаке,
Молча врезался он в то беспамятство рубки
С верной шашкою в поднятой кверху руке,
И его окружают немедля.
С размаху
Отбивается он.
Рядом пика свистит.
Слышен голос родной.
Промелькнула папаха,
И галопом Семен на подмогу летит.
Снег в крови.
Раздорожье.
И с яростью дикой
Двое скачут на них — но с коней кувырком:
Одного Ерофеев сбил острою пикой,
А другого — сам Кульнев широким клинком.

День кончался.
Дымилися дальние горы.
Спешась, вел Ерофеев коня в поводу.
По снегам на закат проскакали фланкеры.
Вражьи кони без всадников ржали на льду.