Виссарион Саянов - Стихотворения и поэмы

Мы восторженно долго шумели,
По-французски с грехом пополам
Напоследок мы песню запели,
И француз наш расплакался сам.

Что с ним стало потом? Непонятно.
Только к нам из далекой земли
Почтальоны седые обратно
Наши письма несли и несли.

Мы в газетах чужих прочитали
О расстрелянном друге рассказ…
Сколько было и слез и печали,
Обо всем не расскажешь сейчас…

Но недаром с рассветною новью
Ждем к себе издалека друзей:
Ведь мы платим за дружбу любовью,
А придется — и кровью своей.

Вхожу с друзьями в зал краснознаменный
И вот опять нежданно узнаю
На тихой перекличке поименной
В холодный вечер молодость мою.

Она спешила в жаркий день Чонгара,
Озарена лишь слабым светом звезд,
Ползла в крови по плитам тротуара,
Перед атакою вставала в полный рост.

Чего она в боях не испытала,
Где не бывала в правоте атак!
Горит над ней простреленный и алый,
В сраженьях многих побывавший стяг.

Нет украшений никаких на нем —
Ведь шли мы в бой не под раскаты маршей,—
Но на поверке он горит огнем,
Весь в чистой славе молодости нашей!

Лишь вечер настанет, дорогой степной
Над берегом конники скачут,
И медные трубы, одна за другой,
То громко смеются, то плачут.

И в долгие летние ночи они
Летят под малиновым стягом
Везде, где сражались в минувшие дни,—
По рыжим степям, по оврагам.

Хоть кони донские всегда хороши,
Но эти — особенной масти,
И песню играет трубач от души
И всем ее дарит на счастье.

И ветру могучих коней не догнать —
Летят по просторам России…
И Первую Конную славят опять
Ее трубачи молодые.

И реют, как птицы, на резком ветру
Пробитые пулями стяги.
И всадники скачут на вечном смотру
По слову военной присяги.

Три струны всего у балалайки,
Но широк ее размах большой,
Взмах руки, и пролетают чайки
С набежавшей песенной волной.

Парень укорачивает струны,
Прижимает крепко их к ладам,
И плывет напев простой и юный
По окрестным паркам и садам.

Слушаю его — и молодею,
Прохожу по саду налегке,
Все-то, видно, знает и умеет
Парень с балалайкою в руке.

Дай и мне к струне твоей певучей
Прикоснуться медленно рукой,
Может, прозвучит еще получше
Песенка, придуманная мной.

Есть в лесу особый, пряный запах,
А куда ни кинешь взгляд — снега.
На сибирских, помнится, этапах
Так же пахла зимняя тайга.

Одежонкой рваною согретый,
На зимовье, где горит огонь,
Гармонист кудрявый до рассвета
Торопил задорную гармонь.

А в тайге унылый звон кандальный
Слышался вечернею порой
На тропе заброшенной и дальней,
Уводящей в омут снеговой.

Там снега долины все устлали,
Там раздолья бешеной пурги,
Кедры придорожные рыдали,
Издалека слышались шаги.

Голоса в тумане, и нагайки
На ветру оледенелый свист, —
Говорят жандармы без утайки,
Как погиб от пули гармонист.

Лишь теперь, со временем, с годами,
Понял я, как был тот путь тяжел…
Каторжными долгими путями
Там буран кандальных в стужу вел…

Огнями холмов называются звезды
На бегущей к морю сибирской реке.
Там очень густой, удивительный воздух
И утки таятся в густом лозняке.

К вёдру комар толчется, вызванивая,
Прямо на медведя летит, не таясь.
Какого вы имени, какого звания,
Чьи будете вы, комариный князь?

Проезжий лошадник на ярмарку мчится,
Конь ступит в болото — и со страху храпит…
Во дворах постоялых вовек не приснится,
Чем славится город Ирбит.

А чем же он славен, скажи между нами?
Так-то Ирбит не виден собой…
Твоими глазами, твоими бровями,
Аграфена Дормидонтовна, твоею красой…

Повадкой твоею, когда ты в пляске
Плывешь по земле — словно лебедь летит,—
И люди завидуют, будто в сказке…
Вот чем славен город Ирбит…