Виссарион Саянов - Стихотворения и поэмы

Ты хочешь понять ее, смысл ее,
И муки ее, и надрывы,
О, как отразилось навек бытие
В значеньи Шекспировой ивы!

Ведь ветка прообразом жизни была
В ее нескончаемой силе,
И вот почему так печально-светла
Прощальная песня об иве.

Ведь ива от веку считалась людьми
Живучей, упорной, счастливой, —
И вот почему так рыдала, пойми:
Ведь с жизнью прощалась, не с ивой…

Как ты в жизнь входила?
Весело? Легко?
Иль тоска бродила
Где-то глубоко?

Или просто — в светлом
Платьице своем
Шла ты вместе с ветром,
С песней о родном,

С зорькой золотою
На большой реке,
С ивовой простою
Веткою в руке?

Мы в зеркало ручья глядимся.
Вдали зарницы на лугу.
Лишь в целостном его единстве
Я облик полдня сберегу.

Он здесь во всем — в очарованье
Лесов и скошенных полей,
И в чистом, медленном дыханье
Суровой спутницы моей,

И в том стихе, что будет сложен, —
И он в единстве том живет —
Как это зарево тревожен
И светел светом этих вод.

Я жалобу всегда скрывал —
Мужское, властное начало
Мне вслух грустить не позволяло,
И, стиснув зубы, я страдал.

Так почему ж сейчас слеза
Какой-то странною напастью
От полноты земного счастья
Туманит медленно глаза?

Ты светла, словно солнцем ты вымылась,
Где пройдешь — словно теплится свет.
Тонкой веткой дорожная жимолость
На заре тебе машет вослед.

Ты спросила меня, как зовется
Та звезда, — я не помнил, не знал,
Я в наплыве небесного воска
Глубь зрачков твоих ясных искал.

Знаю, там, в высоте, за оленем
Проскакал беспощадный стрелок.
Если б я неизбежным веленьем
В высоту сразу ринуться б смог,

Ты звезде мое имя дала бы,
До утра выходила смотреть
Над обрывом, где финские лайбы
Тянут к берегу редкую сеть.

И тогда не страшила б разлука,
Не томил наступающий день, —
Может, всё мое счастье, вся мука —
Этот скачущий звездный олень.

Грозой расколот дуб огромный,
Она прошла, испепеля
Весь край той ветки, темной-темной,
Чуть ноздреватой, как земля.

Остался след в долине этой
Мелькнувшей молнии былой,
И пахнет воздух разогретый
Прогорклой северной смолой.

А где же молния? Сияньем
Уже вдали слепит она…
Пусть ты ушла, — а всё дыханьем
Твоим душа обожжена.

Море разделившая зарница
Зажигает реи кораблей…
Хочешь, расскажу я про синицу
Сказку самых ранних, детских дней?

Та синица за море ходила,
За морями города зажгла…
Как я ей завидовал, и сила
В этой сказке дедовской была.

«Да какая ж это вот синица?» —
Спрашивал у взрослых я не раз…
Увидал — безропотная птица,
А гляди ж, какой о ней рассказ…

Как темная даль беспредельна была…
Вновь слышу твой медленный голос, —
Кубанская шапка с размаху легла
На русый седеющий волос.

Упрямые губы всё шепчут свое,
А сердце по морю тоскует,
По лесу, где ночью кричит воронье
И белая вьюга колдует.

Так на́чалось наше знакомство с того,
Что взводы сверкнули штыками.
На улице дымной — снегов торжество.
Высокое небо над нами.

В извозчичьи сани мы сели. Москва
Вся в оползнях зеленокрылых.
Какие тогда говорили слова —
Пожалуй, я вспомнить не в силах.

А щеки мороз одичалый дерет,
Сквозь зубы два слова процедим —
И снова в пролет Триумфальных ворот
На низеньких саночках едем.

Фофа́н с толокном да Иван с волокном,
А вьюга-разлучница пляшет…
В ту ночь непогода шумит под окном,
Широкими крыльями машет.

Последняя ночь в деревянной Москве.
Ночные луженые своды.
В коротком раструбе, как в злом рукаве,
Грустят москворецкие воды.

Нас время разводит, нас годы трясут,
Давно мы с тобою седеем,
Но диких степей молодую красу
Вовеки забыть не посмеем.