Мойзес Наим - Конец власти. От залов заседаний до полей сражений, от церкви до государства. Почему управлять сегодня нужно иначе

Рост гиперконкуренции

Из-за распыления политической власти границы между разными категориями игроков, будь то политические партии (крупные и мелкие, традиционные и крайних взглядов), правозащитные организации, пресса или избиратели, становятся более размытыми. Избранные чиновники и правительственные организации сегодня все чаще выпускают собственные издания или общаются с электоратом напрямую в интернете. Узкоспециализированные влиятельные группы теперь выдвигают собственных кандидатов, а не только принимают опосредованное участие в политическом процессе. А поскольку барьеры на вход стали ниже, чем когда-либо, выросла конкуренция. Тот, кто собирается заниматься политикой, вынужден рассматривать вопрос о потенциальном союзе с кем бы то ни было и предвидеть нападки со стороны постоянно меняющихся партий, активистов, спонсоров, лиц, формирующих общественное мнение, журналистов из числа рядовых граждан, контролирующих органов, а также правозащитников.

Обычные люди получают полномочия

Влияние отдельного человека (не профессионального политика, а простого обывателя, зачастую без высшего образования) растет, и это, пожалуй, самое трудное, но важное следствие действия политической центрифуги. Оно проявляется из-за того, что рушатся культурные и организационные барьеры, которые отделяли профессиональных политиков от всех остальных. Значение крупных политических партий снижается, появляется множество новых и простых способов участия в политической жизни, а значит, в барьерах уже нет необходимости. Эта тенденция способствует установлению непосредственной демократии по образцу афинской Агоры или собраний жителей всех кантонов в Швейцарии, только в эпоху цифровых технологий. Однако вместе с этим возникает и опасность раскола: известно множество примеров того, как отдельные личности или целые группы из дурных побуждений вносили смуту в политическую жизнь и создавали тупиковые ситуации.

Так что президент Бразилии Фернанду Энрики Кардозу, министр иностранных дел Швеции Лена Хьельм-Валлен и президент Чили Рикардо Лагос не просто жалуются на упадок власти с позиции силы и привилегий. Власть высокопоставленных правительственных деятелей сокращается, причем не в пользу какого-то политического конкурента или организации, которой они могут противостоять, могут откупиться от нее или вовсе закрыть. И этот процесс невозможно обратить вспять, изменив политические взгляды или наняв новых советников: ни сами политики, ни их программы тут ни при чем. Власть утрачивают сами высокие посты, те позиции силы и авторитета, которые с точки зрения политической карьеры всегда считались высшей наградой. Власть не просто переходит к кому-то другому. Она слабеет, а в некоторых случаях и вовсе исчезает.

Политическая центрифуга создает трудности для авторитарных режимов: их противники становятся все более неуловимы, появляются новые соперники. Однако с этим сталкиваются и демократии. Для большинства правозащитников демократия – заветная цель, и упадок власти авторитарных правительств помог многим странам к ней приблизиться. Однако последствия упадка власти на этом не ограничиваются. За ним кроются серьезные экономические, технологические и культурные факторы, которые порождают новые идеи и умонастроения, и не все из них демократические по своей сути. Региональный сепаратизм, ксенофобия, кампании против иммигрантов, религиозный фундаментализм только выигрывают от упадка власти. Одно и то же явление можно наблюдать во всех уголках земного шара: политическая центрифуга усложняет расстановку политических сил, разрушает прежние модели и традиции. Причем можно с уверенностью утверждать, что эти процессы будут продолжаться.

На подготовку теракта 11 сентября “Аль-Каида” потратила около 500 тысяч долларов, тогда как прямые потери от разрушений и стоимость ответных ударов США составили 3,3 триллиона долларов. Иными словами, на каждый доллар, который потратила “Аль-Каида”, когда планировала и осуществляла теракт, Соединенные Штаты потратили 7 миллионов долларов {142} 142 Shan Charter and Amanda Cox. “One 9/11 Tally: $ 3.3 Trillion”, New York Times, 8 сентября 2011 г.; Tim Fernholtz and Jim Tankersley. “The Cost of bin Laden: $ 3 Trillion over 15 Years”, National Journal, 6 мая 2011 г. . Стоимость теракта 11 сентября равна одной пятой национального долга США. В 2006 году во время Ливанской войны “Хезболла” выпустила по израильскому кораблю высокоточную крылатую ракету. Та попала в цель и едва не потопила израильский ракетный катер “Ханит” (“Копье”), оборудованный системой ПРО. Стоил он 260 миллионов долларов, а ракета “Хезболлы” – всего 60 тысяч {143} 143 “Soldier Killed, 3 Missing After Navy Vessel Hit Off Beirut Coast”, Haaretz, 15 июня 2006 г. . В 2011 году сомалийские пираты нанесли в общей сложности ущерб в размере от 6,6 до 6,9 миллиарда долларов. Несмотря на постоянное патрулирование, в котором принимали участие боевые корабли самых разных стран, оснащенные по последнему слову техники, пираты совершили рекордное число нападений – 237 против 212 в 2010 году {144} 144 One Earth Future Foundation. The Economic Cost of Somali Piracy, 2011 г. (Boulder, CO: 2012). .