Ричард Овери - Сталин и Гитлер

В итоге Штрассера, как и Бухарина, стали рассматривать как подлинную историческую альтернативу диктаторам, которые сумели отбросить их на обочину. Если бы Штрассеру сопутствовал успех и ему удалось бы сократить полномочия Гитлера или занять его место в национальной коалиции в начале 1933 года, личная диктатура Гитлера могла бы стать невозможной; если бы Бухарин сумел воспользоваться своим положением «любимца партии», как об этом было сказано Лениным в «завещании», достигнув успеха в продвижении своей версии революции, возможно, Сталин был бы смещен или вынужден принять условия коллективного руководства 111. Не может быть никаких сомнений в том, что истории обоих государств, Германии и Советского Союза, пошли бы совершенно иным путем, если бы те двое получили доверие партий. Однако здесь важно отметить, что предполагаемые выше альтернативы невозможно рассматривать как более приемлемое лицо коммунизма или национал-социализма, слабую тень фанатичной реальности. Штрассер был ярым антисемитом, непреклонным противником марксизма, ревизионистом в вопросах международной политики и противником парламентаризма. Свою карьеру в советской системе Бухарин начал с позиции ультра-революционера, и его приверженность умеренной экономической политике не сделала его большим демократом; будучи членом Политбюро, он оказывал поддержку всем авторитарным решениям, принятым в 1920-х годах. В этом отношении оба они ушли недалеко от Гитлера и Сталина.

В конце концов, ни Бухарин, ни Штрассер не проявили себя достаточно сильными личностями, чтобы преодолеть безмерную слабость всей оппозиции, противостоящей будущим диктаторам. Оба представляли собой прямолинейные и немудреные личности, чье прямодушие было серьезным недостатком в тайной и изощренной политической игре, в которую играли с ними Сталин и Гитлер, наслаждавшиеся искусством политики и являвшиеся совершенно безжалостными и беспринципными личностями. Ни у Бухарина, ни у Штрассера не было ни честолюбия, ни достаточной целеустремленности или силы воли, чтобы взять на себя руководство партией, что стало совершенно очевидным после их неуклюжей реакции на конфронтацию в конце 1920-х годов. Их доктринальные отличия от их главных соперников были сильно преувеличены историками, стремящимися подчеркнуть другие возможности выхода из кризисов 1920-х годов 112. Кроме всего прочего, ни один из них не сумел убедить ни партийные массы, ни более широкие слои населения, поскольку не смог успешно донести до их сознания свои обещания. Как Гитлер, так и Сталин через головы других партийных лидеров взывали к рядовым массам, которые в конце концов стали видеть в них незаменимые фигуры для будущего партии. И все же и Штрассер, и Бухарин получили ужасный приговор за то, что стали в истинную оппозицию тому стилю руководства, который был установлен в обеих партиях Гитлером и Сталиным. Штрассера арестовали в его доме 30 июня 1934 года под предлогом того, что он готовил государственный переворот, несколькими часами позже он был расстрелян капитаном СС в подвале штаб-квартиры тайной полиции. Бухарин продолжал цепляться за ограниченную роль в партии, терпя унижения со стороны Сталина на протяжении восьми лет, до тех пор пока в марте 1938 года его не обвинили в контрреволюционной деятельности и в терроризме. Приговоренный к смерти, в ночь расстрела 15 марта 1938 года он написал краткое письмо к Сталину, в котором вопрошал: «Коба, зачем тебе нужна моя смерть?» 113

Стремление взять верх над партией не дает исчерпывающего объяснения, почему надвигалась диктатура, хотя это и было важной предпосылкой. Лучшим объяснением надвигавшихся диктатур были два сильнейших социально-политических кризиса, один в Германии, другой в Советском Союзе. Оба носили исторически четко выраженный революционный характер. В период с 1928 года население Советского Союза пережило огромные социальные потрясения: начало коллективизации, запуск пятилетних планов и непрекращающиеся нападки на культуру, идеи и взгляды, считавшиеся «буржуазными», которые первоначально в 1920-х годах казались режиму терпимыми и пригодными для использования. Так называемая «вторая революция» вернулась на радикальную траекторию и возродила социальные конфликты, бывшие характерными для первых послереволюционных лет гражданской войны, цель преобразований состояла в ускоренном построении социализма. В Германии социально-политический кризис, достигший исключительной остроты, был спровоцирован спадом экономики в 1929 году. Он породил националистическую революцию, полностью отвергающую политическую систему, культуру и социальные ценности республики и ставящую своей целью выбор «истинно германской» модели национального объединения. Революция отметала все «буржуазные» ценности, которые рассматривались как западные, космополитические и сеющие рознь. Возрождение нации трактовалось как возврат к траектории самоутверждения, прерванного войной и последующим поражением.