Константин Довлатов - Бизнес. Законы, которые видны только с высоты успеха

Мама приехала, как всегда, неожиданно.

Максим возвращался с работы немного раньше обычного – после неприятного случая с овощными консервами шеф больше не полагался на Танечку и завел новый порядок: получением справок и сертификатов отныне должен был заниматься Максим. Причем, как выразился Виктор Васильевич, «в рамках полного цикла» – и документы готовить, и образцы представлять, и общаться с проверяющими и контролирующими органами.

За что ему досталось это, было непонятно, но, как говорится, приказы начальства не обсуждаются, а выполняются! Впрочем, Максим не протестовал – во-первых, шеф обещал прибавку к зарплате, причем вполне ощутимую, а во-вторых, некоторая, пусть и небольшая, свобода передвижения ему нравилась значительно больше, чем сидение в четырех стенах с девяти до шести.

Подходя к подъезду, он заметил женскую фигуру на скамеечке. Лица было не видно, но в облике почудилось что-то знакомое, даже родное…

Он подошел ближе – и ахнул.

– Мама! А ты что здесь делаешь?

– Да вот… – она поднялась, неловко перевернула сумочку и суетливыми движениями принялась собирать рассыпавшуюся мелочь, – вот, зашла на тебя посмотреть… Я в Москву вообще-то по делу приехала, а тут мимо шла…

Она так смутилась от собственных неуклюжих объяснений, что покраснела до ушей, словно девчонка, и тихо призналась:

– Знаешь, я по тебе так соскучилась! Два месяца уже не видела. Понимаю, тебе некогда…

Максим даже растерялся. Он неловко обнял мать за плечи.

– Да что ты, мам, пойдем! Я сам хотел заехать на выходных…

Максим знал, конечно, что в эти выходные он никак не смог бы поехать домой и пропустить тренинг у Наставника. Он понимал, что лжет… И в то же время каким-то непостижимым образом это было правдой! Обняв мать, он вдруг почувствовал себя как в детстве – слабым, робким, но надежно защищенным от всего плохого ее любовью. Волшебное единение с мамой, такой близкой, родной и теплой, делало мир прекрасным.

Только рядом с мамой можно снова стать маленьким, хотя бы на миг, даром что давно перерос ее на целую голову…

– Ну, ладно, ладно, пойдем домой, – строго сказал она, подхватив со скамейки объемистый полиэтиленовый пакет, – голодный ведь небось с работы?

– Ага, – признался Максим.

В холодильнике нашелся только изрядно засохший сыр и хлеб.

– Ты прости, мам, угостить тебя нечем, – Максим искренне расстроился, – забыл к ужину купить что-нибудь. Ты подожди, я мигом!

Он уже собрался было сгонять в ближайший магазин, но мама его остановила.

– Нет, у меня пирожки с собой! С утра напекла. Вот, с капустой, с картошкой, с вишней…

Она деловито, по-хозяйски раскладывала пирожки на тарелке. По правде говоря, раньше Максим был равнодушен к домашней стряпне – казалось, что в Макдоналдсе гораздо вкуснее! – но сейчас от запаха просто голова закружилась.

– Спасибо, мам! Ты у меня лучше всех, – сказал Максим.

– Да ладно, – мать слегка потрепала его по голове, – иди лучше руки мой да садись за стол!

После четвертого съеденного пирожка Максим, собрав волю в кулак, поднялся из-за стола. Мать наблюдала за сыном с довольной улыбкой.

– Ну что, вкусно? – спросила она.

– Еще как! – честно ответил Максим.

– Во-от… Это свекровь меня научила, бабушка твоя покойная, – похвасталась мать, – она вообще готовила хорошо, шила, вышивала. Хорошая женщина была, тихая, добрая… Только странная какая-то.

– А почему странная? – насторожился Максим. Бабушку Таисью Максимовну, жившую через две улицы, он знал хорошо, но о том, что должна быть и вторая бабушка, как-то раньше не задумывался!

– Да так вот, – развела руками мать, – сирота была. В войну родилась, в чужой семье выросла, у дальних родственников, а время-то тяжелое было!

– А почему она сирота была? Родители погибли?

На лице у матери отразились одновременно жалость и брезгливость.

– Да хуже, – ответила она, – ее отец немец был! Деревня под оккупацией была… Мать ее потом повесилась от позора, а ребенка родственники взяли. Но ей там несладко жилось – попрекали, да и били частенько. Хотя хорошая была, красивая, беленькая такая, глаза синие! Ты на нее похож. Грустная только, плакала часто, жаловалась – мол, сердце болит. Ну, и умерла в сорок пять лет, тебя еще на свете не было.

– Да… Дела! – Максим покачал головой. Печальная история тронула его сердце… В то же время она многое объясняла в нем самом.

– Ладно, сынок, пойду я, а то на электричку опоздаю! – спохватилась мать.